На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

— Я посмотрю. — Майк заходит, приветствует пациентку и осматривает ее руки и голени. Затем спрашивает коллегу, осматривала ли дежурный терапевт паховую область.

— Да, — отвечает Свенья. — Но ничего не обнаружила.

Через несколько минут к ним присоединяется терапевт. Она говорит, что теперь попытается взять кровь из катетера, который поставит в крупную вену шеи, яремную. Это, по-видимому, единственный оставшийся вариант.

Майк возвращается ко мне.

— Случалось и такое, что наркоману приходилось самому ставить себе иглу для катетера, — говорит он. — Конечно, они лучше всех знают, куда и что. Но пациентка в настолько плохом состоянии, что с ней трудно разговаривать. Не говоря уже о том, чтобы она могла поставить себе катетер.

В нагрудном кармане звонит телефон.

— Это Майк, слушаю… Хорошо, понял, — он со вздохом убирает телефон обратно. — Эвакуация из машины.

— Что это значит? — для меня «эвакуация из машины» звучит как одна из задач команды спасателей на месте происшествия. Но здесь, в отделении неотложной помощи?

— Это означает, что кто-то там, на выезде, застрял в машине и не может выбраться из нее самостоятельно. В этом нет ничего необычного. Если я правильно понял коллегу с охраны, на этот раз речь идет о мужчине, который уже был сегодня у нас. У меня нехорошее предчувствие.

Я тоже сразу думаю о пациенте, о котором нам рассказал Кристоф. Майк хватает одну из инвалидных колясок в коридоре, отпускает тормоз и нажимает кнопку открытия дверей. Я следую за ним в приемную.

Провожаемые любопытными взглядами пациентов и их родственников, мы выходим через раздвижные двери на улицу. На стоянке, предназначенной для машин врачей скорой и неотложной помощи, припаркован небольшой автомобиль. Пассажирская дверь открыта. Майк подталкивает кресло-коляску к машине, ставит на тормоз и наклоняется.

— Привет!

— Самодовольный тон можешь оставить при себе.

Майк поворачивается и смотрит на меня, как бы говоря: «Начинается самое интересное». Лучше иметь под рукой блокнот и ручку.

Наклоняюсь и заглядываю в машину. Долговязый мужчина, вероятно, немного моложе меня, с искаженным от боли лицом. У него ссадины на носу и лбу, новая повязка на гладко выбритой голове. Обеими руками он пытается вытащить правую ногу из машины. Я вижу его голень под тренировочными штанами, натянутыми до колен, вокруг голеностопного сочленения покраснение и отек. С переднего сиденья ему что-то шепчет водитель машины. Она явно нервничает и хочет как можно скорее избавиться от пассажира.

— Вы уже были у нас сегодня? — Майк в один прием помогает мужчине выбраться из автомобиля.

— Эй, так больно вообще-то! Думай хоть немного.

Как только пациент садится в инвалидное кресло, машина уезжает.

— Вы ранее отказались от дальнейшего обследования и по собственной воле ушли?

— Да замолчи.

Майк подталкивает человека в инвалидном кресле в только что освободившийся смотровой зал, выводит из режима ожидания компьютер и изучает данные пациента. Тот объясняет, что раньше его беспокоила лишь слабая боль в ноге. А теперь он упал с велосипеда и ему чертовски больно.

— То есть после того, как получили помощь у нас, вы пошли кататься на велосипеде?

— Я чувствовал себя нормально!

— Вы что-то выпили? Алкогольное?

— Нет, — внезапно тон мужчины меняется. — Врач, который наложил мне швы сегодня, замечательный. Он знает свое дело. Теперь мне нужен кто-то, кто разбирается. Специалист.

Майк игнорирует этот комментарий и поворачивается ко мне:

— Мы не можем принять его прямо сейчас: внутри все заполнено. Довезешь его в приемную? Ему нужно держать ноги на весу. — Я киваю, и Майк исчезает в процедурной.

— Ты должен осмотреть мою ногу. — Пациент снова жалуется, пока я размышляю над тем, где именно в приемной мне лучше его разместить. — Видишь? Такая опухшая. Ты разбираешься в этом, нет? Ты выглядишь так, будто разбираешься.

Трудно не реагировать на такое обращение. Но я понимаю, что это было бы ошибкой. Мужчина беспрестанно кидает наживку, то добродушно, то агрессивно, то снова со слезами на глазах. Если попадешься на удочку, проиграешь. Я припарковываю кресло-каталку в углу приемной, где этот тип может поставить ногу на сиденье и почти не беспокоить других пациентов. Затем я снова возвращаюсь в процедурную зону.

Перед дверью во вторую палату стоит дежурный терапевт рядом с коллегой:

— …Все в шрамах. Я не могу колоть шейную вену: она сужена. От таблеток ее тошнит. Я дала ей «Лоразепам», может быть, это ее успокоит. Что делать без анализа крови?..

Я иду к стойке регистрации, смотрю на табло поступления. Новых сообщений нет, последняя строка по-прежнему гласит: «М44, ножевое ранение в грудную клетку с суицидальным намерением, ШКГ 8, интубирован».

Жан-Пьер сидит у монитора хирурга-травматолога, держа в руках маленький диктофон: «…После падения с высоты около полутора метров. Сильный отек в области левого запястья. Ограниченная подвижность пальцев. Рентген показывает перелом дистального отдела лучевой кости без поражения сустава…».