На пороге двадцатого века

Шутка про здание, откуда отлично просматривается каждый уголок Сибири и даже Сахалин, уже стала, так сказать, визитной карточкой корпуса. Ехали туда политические, но, увы, в большей части своей на поселение. Каторга доставалась наиболее опасным: боевикам различных партий. И то не всегда добавляя мне головной боли. Каким образом «Смерш» относится к этим гражданам? А вот таким, что по данным стокгольмской резидентуры (наиболее горячее сейчас место) последователи Бусидо начали интересоваться семейством Энкель. А эта русофобская сволочь по чьему-то попустительству не смотрела, как картошка растёт, а занимала в моём мире перед войной весьма высокие посты. Сейчас старший брат служил в Измайловском, а Оскар в Семёновском полках. Карл, правда, собирался расстаться с мундиром, но, как меня уверили, положение в финляндском обществе его только вырастет.

– Посватали сего чухонца в «Кане». – Афанасий чуть дёрнул щекой. Этот националист (симпатии, высказываемые им, по-другому толковать невозможно) влезал в крупнейшую фирму, производившую суда и машиностроительную продукцию. – Младший пока тянет лямку, но собирается поступать в Николаевскую академию.

– Угу. – Хорошо, что вспомнил, и главное, имею возможность грохнуть создателя линии Маннергейма. Да-да, именно эта сволочь начала строительство укреплений, чтобы удержать захваченную во время Гражданской территорию. – Значит, пока ценз набирает, а, между прочим, в разведупр именно оттуда многие попадают.

– Сергей Петрович, но Карл Карлович… – начал было Дуббельт и, словно споткнувшись, замолк. – Да, воспитание закладывается в семье. И в учебном заведении. – Уточнять, что именно в Финляндском кадетском корпусе, которым командовал его отец, фигуранты и учились, и не только они, но и барон Маннергейм, за которым по моему личному приказу потихоньку приглядывали, я не стал.

– С последним, кстати, встречались дальние родственники из Швеции, – вставил свои пять копеек молчавший до этого Курт. – О чём был разговор, установить не удалось. Но сам факт… очень даже неприятный, учитывая место службы барона.

– Да, – согласился Афанасий. – Эти офицеры имеют очень высокую осведомлённость, – скривился он. Пьянство и кутежи, закатываемые гвардейцами, не способствовали сохранению государственных тайн. Да и от кого? Ведь все свои… – Сергей Петрович, – чуть замявшись, обратился ко мне Дуббельт, – поймите меня правильно, но тут наши писаки тиснули весьма скандальную статейку о генерале Редигере.

– Начинается атака на лояльных нам офицеров финского происхождения? – подобрался я.

Хотя Александр Фёдорович из немцев, но кто это будет выяснять?

– Пока нет, но это наверняка первая ласточка.

– Какие газетёнки у нас отметились?

Примерный список мне составить труда не составляло. Зато пофамильно расклад приобретает имена (владельцев, естественно), а узнать, кто чей человек, дело техники.

– Вот список.

– Тэкс, ну надо же, прям патриоты. – Лихие перлы писак заставили поморщиться. Вон он «великоросский» шовинизм в гипертрофированном виде. – Плохо, господа офицеры. – Я обвёл взглядом подобравшихся подчинённых. – Мы имеем аналог кампании господина Херста перед нападением САСШ на Испанию. Ещё пара месяцев – и всё, эти пасквили заживут своей жизнью, и нам никогда уже не получится отмыться от всего этого дерьма. А посему вам, Афанасий Михайлович, предстоит в ближайшее время немедленно тщательнейшим образом собрать на них досье. А после пообщаться с пишущей братией и редакторами газет уже на нашей территории.

– Александровские слободы? – уточнил на всякий случай он.

– Да, в неподкупность надзирателей Петропавловки не верится.

– Вонь будет, – не особо следя за выражениями, констатировал Курт.

– Плевать, главное, прицепиться, а на присланного товарища прокурора наплевать. Нехай клевещет! – Народ синхронно кивнул, соглашаясь со мной. Действительно, прокурорский теоретически может нехило нагадить, но это при политической окраске. Зато, переведя их деяния в шпионаж… Да тут открывается простор для комбинаций! – Действуем.

Только действовали не только мы, «лимонники» и «джапы» тоже ворон не ловили и всё-таки дотянулись до младшенького. Особо мудрить не стали, а просто выпустили трёх девок (это теперь они ими стали, а в тот момент – лапочки, и не подумаешь!), и те, благодаря раззвиздяйству охраны, сумели всадить в тушку наместника четыре пули из «бульдогов». Свитские попытались их схватить, но те подстрелили ещё троих, пока наконец господа офицеры не начали палить в ответ.