На пороге прошлого

Я вновь с улыбкой склонила голову, после взяла Олды под руку, вежливо оттеснив одну из его правнучек, и повела старика к лавке, стоявшей в тени. Там усадила и присела рядом. Эгчен, Нихсэт, девушки и несколько бывших воинов последовали за нами, остальные ждали, когда мы вернемся к делу.

– Хочешь сказать, что я стар и не гожусь? – нахмурился прозорливый дед.

– Айдыгер ценит верных и отважных людей, сколько бы зим им ни было, – ответила я и поймала возмущенный взгляд байчи, однако внимания на него не обратила. – Ты хочешь служить дайнату, почтенный Олды, а значит, годишься. Зачем же нам отказываться от твоей помощи? – Старик слушал меня, не сводя взгляда, Эгчен и Нихсэт тоже. И если последние заметно помрачнели, уже предчувствуя, что я собираюсь навязать им обузу, пусть и почтенную, то сам Олды важно покивал, соглашаясь. – Но ведь ходить со стражами ты не сможешь, – продолжала я. – Сил уже не хватит поспешать за теми, кто моложе и крепче. А если они тебя ждать будут, то как за преступником успеть? Верно? И на себе не понесут, стражи не саулы, а ты не их всадник, согласен? И потому у меня для тебя будет иная служба.

– Какая? – с подозрением спросил старик.

– Охрана, конечно, что же еще доверить славному воину? – Я развела руками, показывая, что иной службы для Олды нет, а потом продолжила: – Ты будешь охранять подворье чавузов, которое мы построим. По улицам ходят пусть те, кто помоложе, а почтенному человеку не пристало суетиться. Ты за порядком среди чавузов смотреть будешь, – важно закончила я.

Нихсэт и Эгчен переглянулись и тихо хмыкнули, а я одарила их укоризненным взглядом. Что за недоверие, в конце концов? Правнучки Олды, напротив, казались встревоженными, они происходящего не понимали. Явно надеялись, что деда отправят домой, потому как любой здравомыслящий человек понимал – старик ни к какой службе уже давно не годен ни по возрасту, ни по состоянию здоровья. Однако их надежды не оправдались.

– Вот чую, что ты меня обманула, – подумав, произнес старик, – а как – понять не могу. И сказала хорошо, и не обидно, и вроде дело нашла, а вроде и от дела отставила.

– Ну что ты, почтенный Олды! – Я снова взяла его за руки. – Какой обман? Всего лишь нашла службу тебе по силам. И Айдыгеру польза, и ты при деле. Где же тут обман?

– Вроде и нет обмана, – подумав, решил старик. – Хорошо, буду сторожить чавузов.

– Но как же дедушку к службе, он ведь старый! – воскликнула Бичек.

– Почтенный, – наставительно поправил ее Нихсэт и, взяв под локоть, отвел в сторону.

– А сейчас-то чего мне делать? – спросил Олды. – Нет ведь еще подворья чавузов, уходить, что ли?

– Ты на службе, старик, – покачал головой Эгчен. – Куда уходить, когда всего не услышал? Ты теперь страж Иртэгена. Идем, дальше говорить будем.

Я весело улыбнулась байчи, и он ответил озорным взглядом. После помог старику подняться и проводил к остальным, где вновь усадил на стул, который принесли по его приказу. Правда, пока чавузы получали первые наставления от Нихсэта, Олды задремал, и разбудили его, только когда разговор был окончен, и правнучки повели деда к новому плетеному креслу пить этмен с молоком и перетертыми ягодами.

Более таких древних стариков не было, что не означает, будто остальные стражи имели вполне еще бодрый возраст. Кто-то из тех, кто был стар, посчитал, что будет уже в тягость остальным, кто-то пришел и встал в строй. Для тех, кто был откровенно стар, выбрали наиболее необременительные обязанности. Остальные приняли на себя тяготы охраны порядка Айдыгера что в Иртэгене, что в других поселениях, а также на дорогах.

Впрочем, отряды чавузов были далеко не юны, как вы сами понимаете. Их возраст начинался от шестидесяти лет, тех, кто еще не подошел к этой возрастной черте, было немного. Более крепкие и сильные, как я уже говорила, вошли в объединенную рать Белого мира как добровольцы. Кто-то из них обучал язгуйчи, чтобы не отвлекать действующих ягиров. Это уже были мужчины и женщины от пятидесяти лет.

На самом деле активная служба ягира заканчивалась, когда ему исполнялось сорок. С этого момента воин назывался наставником. Он натаскивал и пестовал будущий цвет рати тагана, в нашем случае – дайната. Если была в том необходимость, то снова был в рядах собратьев. Но это в случае войны, как сами понимаете. Если же царил мир, то ягир обучал малышей и подростков. И на подворье приходил, а не жил там постоянно. А в пятьдесят покидал казармы окончательно. С этого момента ягир становился отставником.

Кто-то наконец женился, кто-то был женат или замужем уже давно, и семья получала мужа или жену в безраздельное владение. А кто-то так и оставался одиноким. Отставники отращивали снова волосы на висках, которые много лет постоянно сбривали, меняли, так сказать, мундир на светскую одежду и начинали заниматься самыми обычными делами, какими занимались все прочие тагайни.