На пороге великих тайн

Стояла глубокая осень. В горах уже выпал снег. Пахарев отправил свой караван в Ташкент, а сам вместе с Насредином поскакал в кишлак, в котором жил баранчук. На следующее утро они втроем направились в горы, в долину Эс-Гардан, где летом мальчик пас баранов и собирал камни. Однако добраться до места находки им не удалось. Под перевалом Шартуз они попали в пургу. Три дня и три ночи пронзительно свистел ветер над занесенной снегом палаткой. Когда пурга прекратилась и выглянуло солнце, оказалось, что глубокий снеговой покров лег в горах. Едва различимые опасные тропы исчезли совсем. Снег, конечно, прикрыл и то место, где был найден вольфрамит. По рассказам маленького чабана, оно находилось где-то в верховьях долины.

Пришлось вернуться ни с чем.

Кусочек серого кварца с коричневыми клинышками вольфрамита Пахарев привез в Ленинград.

На следующий год Николаю Петровичу не пришлось ехать в Тянь-Шань. Он заканчивал книгу о своих исследованиях и должен был остаться на лето в Ленинграде. В Эс-Гардан послали специальную поисковую партию с заданием найти вольфрам. Геологи целое лето искали месторождение в Эс-Гардане и в соседних долинах, но ничего не нашли.

Прошло несколько лет. Продолжая геологическую съемку Тянь-Шаня, Пахарев получил наконец возможность снова посетить Эс-Гардан.

В тот год меня и моего однокурсника Сережку Бубликова послали на практику в партию Пахарева.

Мы с трепетом поднялись по широкой белоколонной лестнице Геологического института, пригладили волосы, и Сережка осторожно постучал в тяжелую дубовую дверь. Пахарева в комнате не оказалось. Пока мы ждали его в заставленном шкафами и заваленном геологическими коллекциями кабинете, пришли две девушки — худенькая веснушчатая блондинка и маленькая толстушка брюнетка. Они довольно бесцеремонно оглядели нас с Сережкой, пошептались, устроились на одном стуле и принялись болтать, не обращая на нас никакого внимания.

Вскоре мы уже знали, что блондинку зовут Нина, а брюнетку — Ольга, что обе они студентки университета и тоже направлены на практику к Пахареву.

Положение осложнялось. Мы с Сережкой тревожно переглянулись.

— Ничего, — шепотом успокоил меня Сережка, — два ноль в нашу пользу. Он, говорят, дядька серьезный. Девчонок в партии терпеть не может. Настоящий геолог… Это железно…

Впрочем, Сережка сам явно не верил, что «это же-лезно». Он ерзал на стуле, встревоженно вертел головой.

Скрипнула дверь, и вошел Николай Петрович Пахарев — высокий, худой и, как нам всем показалось, очень сердитый. Он холодно оглядел нас сквозь толстые стекла роговых очков, молча взял направления, внимательно прочитал их. Затем еще раз оглядел всех холодно и внимательно, словно прикидывая, на что каждый годится. Встретившись на мгновение с его спокойным проницательным взглядом, я вдруг почувствовал себя меньше ростом, и мне ужасно захотелось опустить глаза. Сережка даже вспотел, а Нина залилась краской по самые уши.

Закончив осмотр, Николай Петрович отвернулся к столу и принялся что-то писать на наших направлениях.

Сережка бросил на меня испуганный взгляд. Я растерянно пожал плечами.

— Николай… Иванович, — начал Сережка.

— Петрович, — спокойно поправил Пахарев, продолжая писать.

— То есть П-петрович, извините, п-пожалуйста, — заикаясь, пробормотал Сережка, облизывая сухие губы.

— Я вас слушаю, — не поворачивая головы, сказал Пахарев.

— Да нет, ничего особенного, — расстроенно продолжал Сережка. — Просто нам очень хотелось поехать с вами в Тянь-Шань.

— Хотелось? — переспросил Пахарев. — А теперь не хочется?

— Что вы, очень…

— Тогда собирайтесь. Через три дня выезжаем.

Мы ошеломленно переглянулись.

— Все? — вырвалось у Ольги.

— К сожалению, да, — холодно сказал Пахарев. — Я сам виноват, что говорил о коллекторах с двумя деканами. Будет у меня не партия, а детский сад. Один коллектор — хорошо, два — ничего, три — терпимо, четыре — невыносимо. Но ничего не поделаешь…

Поговорку о четырех коллекторах нам пришлось услышать не один раз. Николай Петрович повторял ее при каждом подходящем случае, особенно когда бывал кем-нибудь недоволен…

В середине июня наш караван уже пробирался по глубоким ущельям Чимганского хребта. С нами шли двое рабочих: бородатый степенный Назир и круглолицый, постоянно улыбающийся Муссолин. Пять навьюченных лошадей везли палатки, спальные мешки, казаны и прочий походный скарб; на шестой по очереди ехали верхом Нина и Ольга.

Пахарев решил начать работу с Эс-Гардана, и вскоре мы разбили первый лагерь среди скал и темно-зеленых елей на берегу быстрого, шумливого потока.

Еще перед отъездом из Ленинграда Николай Петрович подробно рассказал нам о загадочном месторождении вольфрама, прячущемся где-то на Эс-Гардане. Показал он и маленький кусочек кварца с вольфрамитом, найденный там несколько лет назад. Этот кварц Пахарев «на счастье» взял с собой и все лето возил в полевой сумке.

Помню, в первый маршрут по Эс-Гардану мы отправились с мыслью, что сразу же нападем на след таинственного месторождения.