На пороге великих тайн

Оставив Галю ухаживать за больной, мы с Женькой пошли в маршрут, но не успели отойти и полкилометра от лагеря, как наткнулись на странную процессию. Навстречу нам по крутой тропе карабкался медсестра Юсупов все в той же белой шапочке с красным крестом и в нарядном фартучке поверх ватного халата. Он тащил за собой на волосяном аркане большого тощего барана. Голова барана была повязана красным ситцевым платком в белую горошину. Из-под платка как-то набекрень торчал один-единственный рог. Баран упирался и недовольно мотал головой.

Мы остановились, чтобы пропустить их.

— Как балной? — спросил медсестра Юсупов. — Хорошо! — ответил он сам себе, отирая рукавом пот го лба. — Он тоже немножко балной, — медсестра ткнул своего спутника пальцем в нос.

Баран недовольно отстранился.

— Поправляйся надо, — продолжал медсестра. — Очень хорошо будет…

Кивнув нам головой, он потащил барана дальше. Мыс недоумением взглянули друг на друга.

— Чудак, — неопределенно протянул Женька, — зачем ему понадобился баран? Может, он его резать хочет?

Вечером в лагере нас ждал сюрприз.

— Баран ест фаланг, — захлебываясь от восторга, сообщила Галка. — Столько съел, ужас!

Я взглянул на Ларису.

— Все как в сказке, — смущенно улыбнулась девушка. — Я уже почти здорова, и здесь такое развлечение…

— Смотрите! — быстро крикнула Галя.

Баран, флегматично стоявший под кустом, вытянул шею, неторопливо ступил несколько шагов, стукнул копытцем, потом наклонился и принялся что-то жевать.

— Еще одна, — пояснила Галя. — Как он их замечает? Кажется, стоит и дремлет, а не пропустит ни одной.

— М-да, вот какие дела, — многозначительно изрек дед Ермолай. — Скотина, а понимает. Живую в рот не возьмет. Нет… Копытцем тукнет, а потом, значит, со всем аппетитом. Вот не знал я, прости господи. До смерти не возьму в рот этой пакости…

— Вы про что, Ермолай Иванович? — насторожился Женька.

— Да про баранинку, провались она к лешему.

— Неужели все бараны едят фаланг? — испуганно спросила Галя.

— Нет, только здешние, — уверенно заявил Женька. — Приспособились к окружающим условиям…

— Зачем здешний, — вмешался молчаливый Назир. — Каждый баран фаланга любит. Каракурт тоже любит. Знаешь каракурт?

Женька утвердительно кивнул головой.

— Не знаешь каракурт, — махнул рукой Назир. — Каракурт — о-о! Каракурт черный смерть называется. Верблюд кусай, один-два час — верблюд пропал; человек кусай, один час — человек пропал. Даже медсестра Юсупов не помогай.

— А какие это каракурты? Они здесь водятся? — шепотом спросила Галина, глядя округлившимися глазами на Назира.

— Каракурт — такой черный паук, поменьше фаланга. Здесь нет.

Галка облегченно вздохнула.

— Казахстан каракурт очень много, о-ой, — продолжал Назир. — Мой один друг юрта поставил, два часа кругом юрта ходил, один бутылка каракурт собрал.

— Бутылку? — ахнула Галина.

— Большой бутылка, — кивнул Назир. — Город возил, двести рублей дали.

— Это почем же за штуку? — поинтересовался дед Ермолай.

— Говорил, пять рублей.

Ермолай покачал головой и задумался.

— Кому понадобилось? — недоумевал Женька.

— Ученый экспедиция была. Лекарство искал на каракурты. Может, нашел; я не знает…

— Значит, если каракурт укусит барана, барану конец? — допытывался Женька.

Назир молча кивнул.

— А если баран съест каракурта?

— Каракурт конец, — серьезно объяснил Назир. Все засмеялись.

— А с бараном что будет? — добивался Женька.

— Жирный будет. Этот тоже жирный будет. — Назир указал на нашего гостя, доедавшего очередную фалангу возле одной из палаток.

Мы решили не переносить лагеря. Фаланги появлялись все реже, и лишь немногим из них удавалось спастись от нашего неторопливого, но бдительного сторожа. Стоя под кустом, он внимательно смотрел на площадку, освещенную пламенем костра. Заметив движение на земле, не спеша приближался, и… еще одной фалангой становилось меньше.

Спать все улеглись вокруг костра, поближе к барану.

Перед сном Галка дала барану, которого нежно называла бяшей, большой кусок хлеба с солью.

— Ложись возле моей кровати, бяшенька, — уговаривала она, поглаживая свалявшиеся кудлы на спине барана.

— Корми, корми, — шипел Женька, высунувшись из спального мешка, — приучишь к хлебу, он фаланг жрать не будет…

Заискивание не помогло. Баран равнодушно сжевал хлеб и ушел под свой куст. Оттуда он смотрел на нас усталым, чуть насмешливым взглядом старого сатира.

Приятно сознавать, что кто-то охраняет твой покой, сторожит от нападения отвратительных рыжих пауков. Мы уже поверили в нашего однорогого сторожа и чувствовали себя почти в безопасности.

Ночь прошла спокойно.

Рано утром все отправились в маршруты. В лагере остались Лариса, дед Ермолай и баран.

Мы с Назиром нашли новые рудные жилы и, нагруженные образцами, возвратились из маршрута несколько раньше обычного. Гали и Женьки еще не было.

— Ну как фаланги? — было моим первым вопросом, когда мы подошли к лагерю.

Ермолай безнадежно махнул рукой. Мое радужное настроение померкло.

— А баран?

Ермолай глянул исподлобья, потер поясницу и, пробормотав что-то, пошел к реке за водой.

Я сбросил на землю тяжелый рюкзак и с недоумением оглянулся по сторонам.