На пороге великой смуты

– Вы меня не поняли, Иван Андреевич, – вставая, поправился граф. – Я прошу вас отложить разговор до вечера. – Он осмотрелся, поморщился и продолжил: – Не люблю казёнщины при душевной беседе. Если ничего не имеете против, то я навещу вас дома вечером, с дружеским визитом.

– Всенепременно жду вас, Александр Прокофьевич! – просиял губернатор. – Я и моя дрожайшая супруга будем рады видеть вас в нашем доме.

* * *

Граф вернулся в дом Жаклин, готовясь к длинному, тяжёлому, решительному разговору. Он ещё верил, что она поймёт и ужаснётся сама от того, что натворила.

Но Жаклин, видимо, ждала его и готовилась к тем обвинениям, которые собирался выплеснуть на неё граф.

Красивая, с искусно растрёпанными волосами, она встретила его не слезами – нет! – не раскаянием, не стыдом – нет! – она набросилась на него с упрёками и оскорблениями. Она играла, ломая руки, презрительно кривя красивый рот.

– Трус! Никчёмный человечишка, – закричала она, как только граф вошёл в дом. – Я так не оставлю твоё насилие надо мной! Я схожу к губернатору и расскажу ему, как ты насильно лишил меня свободы!

«Что с нею? – подумал Александр Прокофьевич. – Ведь она лжива насквозь, каждое движение, каждый звук голоса. Было это в ней раньше, есть и сейчас!»

– Беснуйся, сколько хочешь! – резко сказал он, чтобы прекратить её игру, чтобы вызвать слёзы, злость, возмущение. – Всё равно это тебе не поможет!

– Мне не поможет?! – драматически воскликнула Жаклин. – Ещё как поможет! Я уничтожу тебя, граф Артемьев!

Ненависть к своей бывшей снохе была ещё слишком сильна в нём. И граф не дал сбить себя с толку.

– Сегодня ты ответишь на все мои вопросы, стерва, – спокойно сказал он, после чего посмотрел на застывшего у входной двери Демьяна. – Выведи всех отсюда, а мне дай заряженный пистолет!

– Ты думаешь, я испугаюсь? – взвизгнула истерично Жаклин. – Да ты и пальцем не посмеешь меня тронуть! Моё исчезновение сразу же станет известно в городе, и тогда тебе несдобровать, Александр Прокофьевич!

Он не ответил, а просто уселся в кресло, придвинул к себе столик и положил на него пистолет.

Жаклин дерзко и насмешливо наблюдала за ним стоя, подбоченясь и покачивая головой.

– Если не будешь отвечать мне правдиво, тогда ты умрёшь, Аннушка.

– Да я и рта не раскрою! – делано рассмеялась Жаклин. – Ты думаешь, я буду рыдать и умолять, чтобы вымолить у тебя прощение? Не дождешься!

Она была дерзка, она насмехалась, она дразнила его, пытаясь вывести из себя, потому что была уверена, что граф не причинит ей вреда, а только демонстрирует свою силу.

– Отныне в твоей безумной жизни я намерен поставить точку, – сказал граф настолько серьёзно, что у Жаклин не нашлось причин, чтобы ему не поверить. – Своими действиями ты заслужила только смерть, и я намерен привести свой приговор в исполнение!

– Хватит, всё! – закричала она уже испуганно. – Вон из моего дома, граф Артемьев!

– Ты ошибаешься, Аннушка, – усмехнулся Александр Прокофьевич. – С сегодняшнего дня твой дом стал моим. Кстати, и твой шляпный салон тоже!

– Раз так…

Не договорив, она ринулась в спальню и через минуту вернулась с большим, видимо, заранее подготовленным к отъезду баулом в руках.

«Лживая. Лживо всё! – скептически думал граф, наблюдая за нею. – Всё, всё ложь!» Она стояла перед ним в гордой позе, а он молчал.

Вскоре в глазах торжествующей Жаклин мелькнуло беспокойство. Должно быть, она поняла, что игра зашла слишком далеко. Она сказала дрожащим голосом:

– Лучше умереть, чем терпеть издевательства над собою!

Граф не ответил. Зачем? Чтобы поддержать её игру? Он взял со стола пистолет, взвел курок и, целя в её голову, выстрелил.

Комната окуталась дымом, а зеркало, висевшее на стене за спиной Жаклин, разлетелось вдребезги. И тут она с ужасом поняла, что если бы не шарахнулась в сторону, то пуля непременно пробила бы насквозь её голову.

Побледневшая Жаклин выронила баул и, едва дыша, рухнула на колени.

– Граф, пощади меня! – шёпотом взмолилась она. – Я жить хочу. Слышишь?

Он поднялся, не глядя на неё, спросил спокойно:

– Так ты будешь отвечать на мои вопросы?

– Да, – пролепетала она, глядя на графа таким взглядом, каким обычно смотрят грешники на ангела смерти.

В ту же секунду взбешенный граф сорвал с её головы шапку, ударом ноги отшвырнул баул в угол и, рванув её за руку, швырнул на пол так, что она больно ударилась плечом о стену.

– Ты мне всё скажешь, сука! Всё, что я только захочу. И не думай, что кто-то здесь захочет за тебя вступиться. Тебя нет! Всё! Была и нету! Губернатор уже сожалеет о том, что ты «продала» мне свой дом и салон. А ещё он сожалеет о том, что ты «уехала» из Оренбурга в Париж, даже не попрощавшись с ним, «милая» Жаклин!

Она смотрела на него с удивлением и с каким-то диким восторгом, машинально потирая ушибленное плечо. Теперь Жаклин уже не играла. Она была удивлена. Она никогда не видела графа таким разъярённым.

– Итак, вопрос первый, – сказал граф, вернувшись в кресло. – Ты почему похитила мою дочь, стерва?

Жаклин съёжилась от хлёстких слов, как от удара, но ответила:

– Чтобы привязать к себе Архипа.

– Архипа? – удивился граф.