На поверхности

— Это не так. Разговоры — это последнее, о чем ты думаешь. — Качнув бедрами, я с шипением выпустила воздух, почувствовав его член, упирающийся мне в живот.

— Я не собираюсь лгать. Ты нужна мне, Тея. Блядь, как же ты мне нужна! — Адам яростно сжал меня в объятиях. — Но нам нужно поговорить. Я должен сказать тебе…

— Что последние два года ты не хотел разговаривать со мной?

— Было многое поставлено на карту.

— Что? За наше счастье не стоило бороться? — воскликнула я с горечью.

— Позволь мне объяснить, — выдохнул он, умоляюще на меня посмотрев.

Возможно, я была слаба, и, возможно, перед лицом того, что я только что узнала о своей матери, эта слабость была еще более постыдной, но когда я посмотрела ему в глаза, он был моим Адамом, и он нуждался во мне.

— Хорошо, — пробормотала я, предпочитая считать себя щедрой, а не глупой.

Адам улыбнулся мне, и его улыбка была подобна солнцу, вышедшему из-за грозовых туч.

— Спасибо.

Я опустила подбородок и, хотя желала взять его за руку, не сделала этого. Отойдя от стены вслед за ним, я снова посмотрела на то место, где впервые ощутила прикосновение настоящей страсти.

Покачав головой от этого зрелища, потому что оно было совсем не романтичным — кирпичная стена отеля, занимающая большую часть квартала, — я последовала за ним в фойе отеля, огромные стеклянные окна которого пропускали так много света, что ощущение того, что ты зашел в помещение, полностью стиралось.

Повсюду чувствовался запах денег, от чего создавался разительный контраст с тем местом, где я провела полдень.

Администратор сидела за стеклянным столом, в который, чтоб меня, был встроен гребаный водопад. Все вокруг было в хроме, серебре и чернойкоже, словно это был какой-то памятник богу современного искусства, который требовал поклонения.

Блестящие мраморные полы под моими кроссовками отражали наш путь, когда мы направились к лифтам.

Адам нажал на кнопку вызова, двери мгновенно открылись, и мы вошли внутрь.

Я не смотрела в зеркало в полный рост, украшавшее заднюю стену лифта. Я не хотела видеть то, что видел он. Я не была уверена, что смогу справиться с тем, какой стала румяной и разгоряченной от его поцелуя.

Всю дорогу наверх мы молчали, пока двери снова не открылись и лифт не выплюнул нас на его этаж. Адам направился к двери, находящейся слева от лифта, и через несколько секунд мы остались в его номере, наедине.

Действительно, по-настоящему наедине, как не были годами.

Закрывшуюся за нами дверь я почувствовала тяжестью на всем своем существе. Давление от осознания того, что мы делим личное пространство, мучило меня, как ничто другое.

Я прошлась по номеру, бывшим зеркальной копией моего слежащим на полу ярко-фиолетовым ковром со светлыми лиловыми волнами и большой двуспальной кроватью, покрытой белыми простынями и серебристым плюшевым одеялом, за которой виднелась черная мраморная стена.

Сбоку находилась большая стеклянная дверь, ведущая на балкон. Секунду посмотрев на нее, я повернулась лицом к Адаму и увидела, что он остался стоять напротив входной двери, баррикадируя собой дверной проем.

Мое сердце не подпрыгивало как сейчас, ни с одним другим мужчиной.

Адам не мог причинить моему телу никакого вреда.

Он мог распять мое сердце и душу.

— Думаешь, я сбегу? — спросила я, глядя на его позицию, на тот «человеческий» барьер, который он создал.

— Я бы сбежал, будь на твоем месте.

— Действительно? — спросила я, приподняв бровь. — Ну, что ж, я здесь, и впервые за много лет мы остались наедине. Что ты хочешь сказать мне?

Адам облизнул губы, и я, следя за этим движением, завидовала его языку, потому что хотела сделать то же самое. Попробовать его рот на вкус, насладиться им и смаковать его снова и снова.

Адам застонал.

— Ты убиваешь меня, Тея. Не смотри на меня так, — пробормотал он.

Я презрительно скривила губы, и хотя я хотела найти утешение в сарказме, заставив Адама еще больше почувствовать себя виноватым, не сделала этого, я не была такой.

Действительно не была.

Адам мог сделать меня более мстительной, чем мне хотелось бы, но я не собиралась ему это показывать.

— Говори, Адам, — сказала я, потерев висок, в котором нарастало напряжение — сегодня просто день откровений. — Мне нужно подумать.

— О чем? — нахмурился он.

Об этом поцелуе. Черт, и о том, что я почувствовала себя так, будто этих двух лет между нами не было.

— Я только что узнала кое-что о своей семье, — вздохнув, сказала я, снова потерев висок. Это была полуправда, и мне было стыдно, что я позволила себе соблазниться Адамом после того, что узнала.

Мужчины… Казалось, они были ядом для женщин моей семьи, но я забыла об этом в ту же секунду, как связь между нами снова ожила.

Адам, немедленно отойдя от двери, направился ко мне, его беспокойство было очевидным.

— Что узнала? Я не знал, что ты отсюда.

Нет, и разве это не странно? Мы так много знали друг о друге, но эту подробность я ему не сказала.

— Я пыталась оставить это в прошлом, — все, что могла сказать я.

— Так зачем переносить это в настоящее, если ты посещала их? — Он нахмурился. — Я думал что, у тебя не осталось семьи.