На поверхности

Это в какой-то мере подытожило мою реакцию на узнанную мной правду. Правду, которую Роберт скрывал от масс тщательно продуманными пресс-релизами и редкими стандартными интервью, в котором не раскрывалось мое прошлое.

— Так кто же жертва? — спросила я. — Моя мама? Вышедшая замуж в шестнадцать, беременная мной в семнадцать, а в девятнадцать — убийца? Три года жестокого обращения, агрессии и злобы. Или мой папа — злобный, жестокий, агрессивный. Втянувший свою молодую жену в то, чего она никогда бы не сделала, не будучи спровоцированной на это.

Рене опустила подбородок, обводя пальцем края чашки.

— Не бывает черного или белого, — сказала она.

— Точно. В тот момент зародилось мое будущее. Бабушка увезла меня, чтобы пощадить. Мамин грех теперь стал еще хуже. Должна предположить, что бабушка сказала, что мама покончила с собой потому, что знала, что та попадет в тюрьму и большую часть жизни проведет там. Я бы поняла это лучше, чем альтернативный вариант.

— Почему?

— Потому что, если бы я не имела возможности каждый день плавать, точно так же, как мамане имела возможности каждый день быть вне помещения, я бы чувствовала, что умираю внутри.

Я отодвинула от себя тарелку с наполовину съеденным чизкейком.

— Та шутка вышла неудачной и безрассудной, — вернулась я к теме. — Чтобы стать тем, кем я являюсь сегодня, я сместила кое-кого с ее места в команде. Мое время было впечатляющим, и я продолжала выигрывать…

— Это правда, что вы не проиграли ни одного соревнования, в котором принимали участие?

— Да, — кивнула я. — Безумие, но это правда. Даже эстафеты. Вот почему меня всегда ставят последней. Я стараюсь исправить плохое время других спортсменов.

— Определенно безумие, но это свидетельство вашего мастерства.

— Возможно. — Я сжала губы. — Мария завидовала, и ее предполагаемый друг, заставил ее сделать глупое.

— Это правда, что они пытались утопить вас?

— Да. Ну, Мария пыталась, а Каин преуспел.

— Вы могли умереть?

— Вполне вероятно, если бы в тот момент в бассейне внезапно не появился тренер. — Моя улыбка была натянутой. — Каин и Мария были исключены из школы, Марии было предъявлено обвинение в нападении, а Каин…

— Отбыл срок за покушение на убийство. Это тоже хорошо задокументировано, — с сожалением сказала Рене.

— У меня были синяки между лопатками в том месте, где он уперся коленом.

— Как вы думаете, он хотел вас убить?

— Я думаю, он злился.

— Почему?

— Потому что он был лучшим в команде, а я заняла его место, — я вздохнула. — Это действительно трагедия. Такая неоправданная. Я просто пыталась выбраться из ямы бедности, в которой жила. Меня не волновало, что они творили. Я просто хотела чего-то достичь.

— Но они не позволили вам этого.

— Нет. — Печаль наполнила меня. — Я встречалась с Каином всего лишь несколько раз.

— Но при этом вы хорошо знали его брата, не так ли?

— Да. Знала.

Прошедшее время.

— Правда ли, что он помог вам попасть в сборную по плаванию?

— Да, он это сделал. Он увидел во мне то, чего не видел никто другой.

Скептицизм заставил ее нахмуриться.

— Почему Каин так сильно хотел причинить вам вред? — спросила она.

— Злость, — повторила я, прекрасно понимая по напряжению лица Рене, что моя короткий ответ лишь раззадорил ее журналистское любопытство.

В глупой выходке Каина было нечто большее, чем то, что бросалось в глаза на первый взгляд и, да, сформировалось оно из злости. Только не из-за того, что я заняла его место в команде.

Адам.

Такая патологическая ненависть к Адаму, такая неспособность понять, почему он мне не нравился. Я видела его насквозь. Каин хотел причинить мне вред… просто чтобы добраться до Адама. Просто чтобы создать проблемы. Просто чтобы посмеяться.

Жалко.

Так жалко, и это разрушило его жизнь, жизнь Адама и мою.

У меня в голове не укладывалось, что кто-то мог совершить такое, но люди были мелочными, а Каин? Ну, он был психом. Адам уже давно осудил его за это, а когда псих был мелочным, это выводило все на совершенно другой уровень.

— Почему его семья взяла вас к себе?

Здесь я должна была быть осторожной, потому что Анна все еще занималась политикой. Ия не могла просто сказать: «Чтобы хорошо выглядеть для прессы», не так ли?

— Они удочерили меня, — поправила я.

— Да. Почему?

— Они хотели исправить ошибку Каина.

Хотя я могла видеть, что любопытство вернулось в глаза Рене, я также видела, что она знала, что я не отвечу на любой вопрос, который она хотела бы мне задать. Здесь все контролировала я. Не она.

Я знала, что она хотела спросить: «Как они могли исправить ошибку своего сына?»

Но я не могла ответить: «Удочерив меня, они вернули Анне ее рейтинги, обрушенные выходкой ее сына-психопата», не так ли? Правда определенно была неприемлемым ответом.

Рене прочистила горло с грустной улыбкой, и я подумала, знает ли она, о чем я думаю.

— Вы все еще близки с Адамом, не так ли? Мне кажется, что я видела вашу совместную фотографию после вашей первой победы, — спросила она.

— Все видели эту фотографию, — ответила я, закатив глаза, поскольку это было преуменьшением.

— Вы очень фотогеничны, — улыбнулась она застенчиво.

— Едва ли, — усмехнулась я.