На поверхности (ЛП)

Трахая меня, Адам погружал свой язык в мой рот в такт каждому своему движению.

Сначала его толчки были медленными. Позволяющими мне почувствовать, каким толстым и твердым он был, чувствовать себя наполненной им. Затем его тело вздрогнуло, и он начал ускоряться.

Это было спешно. Безумно. Мощно. Интенсивно.

Это захлестнуло меня, утопило в ощущениях, задушило в нем, и, блядь, я бы не хотела еще раз ощутить маленькую смерть. (Прим. перев.: la petite mort или «маленькая смерть» — французское выражение, обозначающее оргазм. Подразумевает оргазменную потерю себя, которая уничтожает боль раздельности — одинокое Я исчезает в возникшем Мы).

Адам застонал, кончая в меня, поцелуем забирая мое дыхание, и мое тело приняло его семя.

Мне нравилось ощущение его внутри меня, та шелковистая влажность, которая привязывала к нему, так как никто никогда не мог понять, настолько это казалось первобытным и правильным.

Ощущение Адама, его гладкого члена, скользящего во мне, заставило меня снова взлететь. Я ахнула, а мое сердце пропустило удар, когда удовольствие охватило меня полностью. Экстаз заставил меня издать беззвучный крик, и я, проведя пальцами по его волосам, сильно вцепилась в них, вероятно, причиняя боль.

Мы стонали снова и снова, наши звуки любви и удовольствия звучали лучше, чем хор певчих, поющий осанны небесам.

Но разве не этим были наши крики страсти?

Благословением?

Когда мое удовольствие начало убывать, высоты стали отдаляться, я осела на Адама, зная, что он удержит меня, зная, что он не позволит мне упасть.

В этом я могла ему доверять.

Во всем остальном нет.

И это снова и снова разбивало мне сердце даже тогда, когда он снова и снова склеивал его.

Глава 16

Тея

Тогда

Я прищурилась глядя на Роберта Рамсдена, гадая, не сниться ли мне это, потому что была почти уверена, что то, что он только что сказал, было чем-то из разряда галлюцинаций.

— Извините? — хрипло повторила я. — Вы хотите меня удочерить?

Его улыбка была натянутой.

— Мне так жаль, что мой сын заставил тебя пройти через это, Теодозия. Мы всей семьей хотим исправить ситуацию.

— Как? Почему? Вы не виноваты. — Я в замешательстве нахмурилась. И он не был.

Виноват был Каин.

Мне было стыдно за то, что мой мозг, лишенный кислорода, обвинял Адама в том, что это он причинил мне боль, Адама, который любил меня. Который нуждался во мне так же сильно, как и я в нем.

Зло Каина затопило меня, и я едва выжила.

Губы отца Адама сжались, когда он оглядел меня, лежащую на больничной койке, на которой я находилась последние семьдесят два часа, и на капельницу, которая все еще тянулась к моей руке.

— Я вырастил его. Часть вины лежит на мне, — сказал он.

Я не была уверена, что мне нравится такая логика.

— Вы хотите усыновить меня, потому что ваш сын — сумасшедший? — прямо спросила я, гадая, не шутка ли это.

Роберт вздрогнул.

— Да.

— Я не объект для благотворительности. — Возможно, у меня было больше гордости, чем здравого смысла, но, боже, этого точно никак не могло произойти.

Это было похоже на сказку, но я не верила в них и не хотела оказаться в главной роли.

Обычно, до того, как происходило «долго и счастливо», на бедную, ничего не подозревающую героиню обрушивалась целая куча бед и несчастий — я ни в коем случае не приглашала такой хаос в свою жизнь. Ну, если бы я этого уже не сделала.

— Нет, но врачи сообщили мне о некоторых… проблемах, которые у тебя возникли. С медицинской точки зрения. Я бы хотел возместить ущерб. Это меньшее, что я могу сделать.

— Вам не нужно меня удочерять, чтобы возмещать ущерб, — прохрипела я, отказываясь склонятся перед проблемами, о которых он упомянул.

Например, неожиданный отказ от приема ванны, потому что это означало оказаться в воде. Я была слишком слаба, чтобы стоя принимать душ, а это означало, что я лежала здесь, источая смрад немытого тела, потому что Теодозия Кинкейд могла быть упрямой.

Я не могла принять душ, а поэтому вынуждена просто вонять лежа в палате до тех пор, пока меня не выпишут домой.

Я не сомневалась, что переживу это — у меня не было выбора. Вода была моим домом, но на данный момент выбор между ванной и душем был за мной, и я могла контролировать это.

Конечно, если бы здесь был Адам, я бы приняла душ. Мысль о том, чтобы быть перед ним махриме, вызывала у меня отвращение, но Адама здесь не было.

Не было с тех пор, как я пришла в себя.

Я не хотела думать о том, что это означало. Особенно после того, что произошло в Роузморе. Нехорошая сделка с его отцом?

Сказать, что я была сбита с толку, было бы преуменьшением.

— Нет, но если я это сделаю, на тебя распространится моя страховка.

Все равно это не имело смысла.

— Но вы богаты.

— Именно поэтому я остаюсь богатым.

Не знаю почему, но это меня рассмешило.

— Вы остаетесь богатым, будучи проницательным?

— Точно.

Я и сама была проницательной. Даже если бы он меня удочерил, я очень сомневалась, что страховка покроет мои расходы не связанные с плаванием. Насколько я знала, всегда была возможность отказать в выполнении обязательств по договору, не так ли?

Итак, в чем заключалась игра Роберта?