Я могла ошибаться, но все равно не означало, что я должна была доверять ему.
— Вам не нужно этого делать, — глядя на него, пробормотала я. И, говоря, я имела в виду именно это. Как можно обвинять этих родителей, если— Адам, был порядочным человеком, а Каин — нет? В каждой семье была своя паршивая овца, не так ли?
Роберт подарил мне странную улыбку.
— Я хочу это сделать. Каин одурачил всю свою семью. На его плечи легло много грехов. Если я не смогу загладить вину за них, это будет для меня тяжелым бременем. Это малое, что я могу сделать…
— Вы хотите привести меня в свою семью. Вы хотите, чтобы я жила с вами? Откуда вы знаете, что мне можно доверять? Я могу быть воровкой, например, или клептоманкой.
— Возможно, — улыбнулся он. — Я могу покрыть эти расходы, только не кради фамильное серебро — оно бесценно.
— У вас есть фамильное серебро? — Мои глаза округлились.
— Нет, — фыркнул он. — Семейное состояние сделал мой отец, и он был первым поколением.
— Это из-за вашей жены? Из-за того, что она политик? — немного обеспокоенная, предположила я.
Тяжелый вздох сказал, что я попала в цель.
— Анна восприняла это очень тяжело. Каин был ее золотым мальчиком, и в ее глазах не был способен на плохое. Все это, все его раскрытые проступки — да, это сильно ударило по нам. Особенно по ней. Ее репутация основана на семейных ценностях…
— Значит, Каин запятнал вашу честь. Как в викторианском стиле. — Возможно, это было подло с моей стороны, но я не могла удержаться от насмешки.
— Да, это так. — Роберт пожал плечами. — Вот почему она согласилась, но что касается меня, то я наблюдал за тобой на чемпионате NCSA, Тея. Ты потрясающая спортсменка, и впереди у тебя блестящее будущее. Мой сын едва не уничтожил это своей мелочностью.
— Не думаю, что Каин хотел меня убить, — пробормотала я, пригнув голову.
— Мы не знаем, чего он хотел в действительности. Непохоже, что он просто шутил, когда упер ногу тебе в спину. Если бы в тот момент не подошел тренер, Каин имел бы дело с обвинением в непредумышленном убийстве или, возможно, даже в предумышленном, — хрипло закончил Роберт, и в его глазах стоял такой ужас, что я…
Боже, помоги мне.
Я поверила ему.
В этом не было никакого смысла, потому что я не знала его, а то, что знала о нем от Адама, не добавляло ему очков, но дело было не в политическом пиаре. Речь шла не о восстановлении чести семьи.
Это было искуплением. Просто и ясно.
Роберт находился здесь, в благотворительной больнице, в часах, которые стоили больше, чем чья-нибудь операция, выглядя истощенным и усталым, расплачиваясь за свои грехи. Не только за грехи своего сына.
Поскольку я ничего не могла сказать, то не сказала ни слова, но напряглась, когда он потер рукой лицо и пробормотал:
— И еще эта история с Марией.
— Какая история? — Я склонила голову набок. — Ее тоже исключили?
— Адам и ты, вы друзья, верно? — спросил он, глядя на меня теплым взглядом.
Друзья? Были ли мы ими?
С тех пор, как меня приняли в его команду, мы позволяли людям думать, что это так.
Но разве это было все, чем мы были?
Я так не думала. И по тому обожанию в его глазах, когда он смотрел на меня, я понимала, что между нами ничего не изменилось, хотя по необходимости нам пришлось замедлить ход событий.
Поэтому я солгала ему. Адам хотел сохранить нашу связь в секрете, поэтому я буду держать ее в секрете.
— Да, мы друзья.
— Тогда ты скоро узнаешь. Мария беременна. Ребенком Каина. — Он сжал губы. — Ее отец ходит в ту же церковь, что и мы, и он в ярости. Адам, будучи хорошим парнем, согласился все исправить.
Я нахмурилась, столкнувшись с таким количеством информации, которую не успевала обрабатывать. Мой мозг не пострадал от длительного пребывания в воде без кислорода, но в тот момент я почувствовала, что такое может быть.
— Что вы имеете в виду, Роберт? Как Адам может все исправить, если он не имеет никакого отношения к положению Марии? — удалось выдавить из себя, когда весь мир под моими ногами внезапно пошатнулся.
— Я имею в виду то, что мы дали им разрешение пожениться. — Роберт потер шею сзади. — Не похоже, что Каин может исправить свои проступки, не так ли? Не тогда, когда он в тюрьме. Его могут судить как взрослого, и если это сделают, я понятия не имею, сколько ему дадут. — Он ущипнул себя за переносицу, а затем уронил голову, словно весь мир лежал на его плечах.
Я не могла его винить.
Почти семнадцатилетний ребенок во взрослой тюрьме?
Конечно, любой бы об этом переживал. Но боль Роберта была ничем по сравнению с тем, что я перенесла в тот момент.
Ничем, по сравнению с той страшной болью, которая пронзила меня насквозь.
Не поэтому ли Адам до сих пор не навестил меня?
Не поэтому ли я видела только Мейеров и Роберта?
На секунду показалось, что меня сейчас вырвет.
Потому что этого не могло произойти.
Не могло.
Но… Неопровержимые страдания Роберта были тем доказательством, в котором я нуждалась.
Это происходило.
И от этого никуда нельзя было деться.