На повороте. Рассказы и очерки из советской жизни

И когда мы, сильные правотой своих убеждений, отменили свободу, по глупости или подлости данную вам буржуазными выходцами, ты и тебе подобные стали бунтовать.

Жалкие люди! Глупые люди! Мы не боимся ваших бунтов!... Безжалостно и жестоко расправляемся мы с тебе подобными, ибо делаем это во имя «его,» во имя народное расправлялись и будем расправляться. Ибо все, что мы делаем, все это совершаем мы для вашего счастья, для блага твоего и тебе подобных. И напрасно, вы, рожденные рабами и обреченные итти по пути счастья народного стадом рабов, напрасно думаете вы — итти против нас. Мы сильны — ибо мы — действуем именем его, именем «Великого нашего Бога,» именем «бедного народа.» И когда нас, с пеною у рта обвиняют буржуазные выходцы — социалисты и прочие жалкие люди, когда они бросают нам обвинения, упрекая, что мы отменили свободу, что мы огнем и мечем уничтожаем русскую интеллигенцию, что разрушили мы Россию, мы гордо берем это обвинение: Да, мы это делаем, ибо нам все позволено, ибо мы действуем именем Его.

И когда тебе подобные, сбиваются с пути нами предназначенного, мы уничтожаем их немедленно и жестоко.

И ты, которому дано итти в стаде нашем, ты, который был в числе нами искомых, ты смел,жалкий раб, восстать против нас, действующих Его именем. Ты бросил мне упрек, за удар мною нанесенный тебе по лицу, удар который я должен был нанести тебе, оскорбившем имя Его. Ты — бунтовщик. Ты для меня — не жалкая, заблудшая овца, ты зараженный мечтами о свободе — ты, вредная плевела способная погубить мое поле.

Ты должен погибнуть. И ты умрешь. Но ты умрешь во имя «Его» и ради «Его.»

Уведите его. Расстрелять!!...»

III.

«Борьба жестокая, беспощадная, должна вестись с социал-предателями»: (Резолюция 8-го съезда Коммунистов 1919 г. март).

Ночь пришла. И стало тихо на улицах московских. Умолкли голоса людей, похожих издали на стрекот насекомых. Не слышно более трамвайных голосов. Встревоженных и нервных. Погасли фонари. Горевшие слегка и желто. И окна каменных домов, обычно яркие и светложелтые, темнеют пропастью стеклянной. Неясной, слитной по краям своим...

———

У красных ворот группа людей. Шумных. Крики. Проклятья. Изредка жалостный стон. Заглушенный протест.

«Ребята, чего в самом деле! Охота тащить его, поставим к стенке! И баста! Расстреляем! Просто и ясно!...»

„Нет, братцы. Негожее дело задумали, мало ли, что может рассказать на допросе. Убить, ведь, всегда успеем“.

„Не охота больно тащить его. Поздно. Хочется спать. Кончим и пойдем по домам“.

„Нет, братцы. Как хотите, а только это не резон“.

Долго спорят, ругаются, темные силуэты людей. И в воздухе ночи осенней их слова кажутся тяжелее и резче...

———

«Итти — так итти. Эй, старик — поднимайся“.

С трудом, кряхтя, поднимается с земли массивная, грузная фигура. Темнеющая неясным пятном среди людских силуэтов.

„Поднимайся скорей. Слышишь“.

Удар. Жестокий и злой.

„Зачем бьете? Не смейте!“ Слабый старческий голос. Спокойный и мягкий.

Снова удар. Звонкий и громкий. Видно бьют по лицу.

„Ну, быстро в дорогу. Полночь давно. Надоело с с тобою возиться“.

И с проклятием и руганью, группа людей в черных сумерках густотемнеющих бульваров скрывается ...

———

„На сегодня довольно“. Председатель встает. Трет руки. Нервно и долго. Молчит. Смотрит в окно. Высокое. Железными прутьями обитое. Потирает виски, лоб, точно хочет что то тяжелое, властное, его душой владеющее, покорить. Неустанно досадливо он шевелит пальцами правой руки. Обернулся. Увидел котенка. И нежно, словно всю свою жизнь деток ласкал, поднял котенка. Сел. Положил к себе на колени. И долго и нежно ласкал.

Улыбался при этом своею странной улыбкой, улыбкой рта. А глаза, бесцветно-холодные, были спокойны. Чуждые попрежнему ласке рта.

———

Шум неясный, глухой. Стук в дверь. Говор людской. Председатель сердито бросает котенка:

„В чем дело?“ Группа солдат, красных, с ружьями сбоку, втащила старика.

Он сед, с большой, густою бородой. Без шапки, где то потерянной. В старомодном пальто. Посеревшем и рваном. Лицо все в крови.

„В чем дело?“

„Да вот привели старика“. Высокий, чернявый, безусый, с глупым лицом, красный солдат, ухмыляясь, тычет пальцем. „Да вот, велели к вам привести. Скандалил на митинге“.

„Кто? Старик? Несуразное мелите.“.

„Гражданин, расскажите в чем дело Эти олухи никогда толка не знают: тащут людей, а к чему» почему — не знаю, не ведаю“.

„Дело простое“ — старик, не волнуясь, спокойно, точно о деле обычном, ежедневном, начал разсказ. „Был митинг, сегодня, на стеклянном заводе. Много рабочих. Меньше солдат. Говорили разные речи. Но все — коммунисты. Меня пригласила приехать группа рабочих, отвечать вашим ораторам“.

„Вы кто? не коммунист? Вы с-р? большевик?“.