На пределе!

— До войны пробовали, знаю, но тогда людей много было, мужиков, а нашему главному механику Чернову лишний механизм — кость в горле, забота лишняя. Чернов, чуть кто предложит что-нибудь механизировать, толдонит свою присказку: «На кирпичном заводе в Нижних Котлах, что под Москвой, эту операцию вручную выполняют, а вы тут, на Амуре, хотите смудровать. Не нужна такая механизация. Кирпич, он руки любит, ласку любит кирпич. Вон раньше-то какой был кирпичик, его хоть замест хлеба ешь…» Любому заморочит голову Чернов. И Никандров к нему всегда прислушивался.

— Ну и что ты конкретно предлагаешь? — спрашиваю.

— Возьмем с заброшенного карьера две лебедки, поставим под шатром. А ты в тресте трос проси. Метров двести нужно. Договорились? А монтаж мне ребята из мастерской помогут сделать. Манаенко обещал помогать в свободное время.

Девчата тем временем закатили вагонетку с сырцом в печь. Тут тоже сноровка нужна — вкатить вагонетку через узкий ходок-лаз, не задев стенку печи, не опрокинув вагонетку. В самой печи рельс нет и колеса идут по стальным листам, брошенным на пол. Ярко горит переносная лампа. Садчицы, не теряя времени, выстраиваются по давно отработанному порядку. Сама бригадирша Валя Лохтина укладывает основание садки, рядом такую же операцию выполняет ее помощница, правая рука, Мария Авдеева. У остальных обязанности попроще, но не легче. Одна снимает с полок вагонетки сразу два кирпича и бросает их в руки напарницы, та ловит, кидает следующей садчице. И лишь потом кирпичи попадают в руки Вали и Маши. Два кирпича весят ровно девять килограммов. За смену через руки девушек пройдет тридцать тонн груза!

Посадить кирпич-сырец для обжига — очень хитроумное дело. Требуется высокая квалификация, чтобы выложить «решетку», «елочку», «колодцы» и другие элементы садки. По существу в полости гофманской кольцевой печи, внутри очень похожей на тоннель метро, строится (только без раствора) другая печь. Эту печь топят до красного каления, потом медленно остужают и вынимают из тоннеля готовый кирпич, красный, звонкий. Так что садчицы — те же печники. Если при кладке обычной печки хоть чуть-чуть нарушить конструкцию, печь станет дымить; так и при садке сырца под обжиг: любое нарушение сложной кладки приведет к браку: недожогу или пережогу, что одинаково плохо.

Помню, до войны мастера, вызванные из Москвы, обучали наших парней садке около года. Десятки тысяч кирпичей вывозили на свалку. Но эти девчата и женщины, пришедшие сюда, на печь, в трагические первые недели войны, потратили на освоение этой мужской профессии считанные дни!.. Журналисты писали тогда в газетах: «Мужская работа легла на хрупкие женские плечи… Нежные руки женщин не боялись никакой работы». О тех же женщинах — землекопах в карьере в газете городской поместили очерк под заголовком «Богатырская сила». Так один автор нажимал на хрупкость и нежность, другой преувеличивал мощь женщины, наделяя ее борцовской силой.

Нет, не хрупкие плечи у этих девчат-садчиц, с которыми я только что катил вагонетку. Но и не богатырши они, нет. Они — обыкновенные русские девушки и женщины, чувашки, мордовки, татарки, удмуртки… Целый интернационал в печи! А стать у всех русская, советская стать и дух. Неистребимый дух вольности, непокорности, свободолюбия. Эти гражданские качества характера, эти высокие качества и надежды на преодоление врага, на победу передаются от них воинам-мужчинам, воодушевляют их на подвиги. Да разве только воинам? Тем мужчинам, которые остались по настоятельной необходимости в тылу. Разве могут они работать не с утроенной анергией, глядя на самоотверженный труд своих подруг?

Такие мысли одолевали меня, пока я шел вдоль печи, ища камеру, где колонисты должны были убирать золу и половняк. Я был выведен из задумчивости звонким возгласом:

— Эй, поберегись!