На пределе

— Я не знаю, как тебя уговорить остаться. Меня с ума сводит тот факт, что ты не понимаешь…

— Понимаю, Слав. Я всё прекрасно понимаю, — выдохнула она.

Отстранилась, снова заглянув в глаза и первая же потянулась, чтобы хоть на время унять мои мучения.

Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, когда я почувствовал прикосновение её губ к своим. Мы не роняли больше слов, потому что понимали, что это прощание. То прощание, которое сжигает дотла, не оставляя после себя ничего. Выжженную пустошь. Холодную дыру, которую невозможно ничем заполнить.

Я подхватил её и прижал к стене, не зная, как отпустить. Это неправильно, но ещё хуже будет уйти, оставив всё как есть.

Жажда обладать, жадность, страх, похоть.

Всё это скручивает в тугую струну до предела. До невозможности свободно дышать. До того мига, когда ты чувствуешь, как от натяжения лопаются нервы.

Когда я перешагнул через себя? В какой миг случилось то, что случилось? Кажется, что выбор был сделан в ту самую секунду, когда свет фонарика на шлеме выхватил её перепуганное лицо в темноте.

— Останься, — шепчу в её губы, стягивая треклятую блузку, в которой она выглядит слишком строго для той, кто обладает таким нежным телом.

Но вместо ответа раздался лишь стон, от которого у меня снесло крышу окончательно. Строгая чёрная юбка была задрана на пояс, а её ноги обвивали мои бёдра. Так долго этого жаждал, что с первым же толчком ощутил взлёт до рая. До самых его врат.

Моя охламонка выгнулась у меня на руках, разрывая поцелуй и оглашая пустую квартиру собственным стоном с новой силой.

Сладко… Как же сладко в тебе и как же горько без тебя.

Вжавшись губами в белое плечо, я продолжил брать и давать, как в последний раз, пока был способен чувствовать то, от чего мог отказаться разве что глупец. Я и был всё это время глупцом, держась на расстоянии. Отказываясь по собственной воле от того, что делает меня живым.

Мы обезумили. До белых вспышек перед глазами, до полного оголения натянутых до предела нервов. Обезумели настолько, что забыли о существовании целого мира вокруг нас. Мы были безумны… но живы, как никогда.

В момент, когда я достиг своего пика Лиза снова царапала мои плечи, не в силах контролировать те чувства и эмоции, что заполнили нас до отказа. Тот взрыв, которым накрыло на самой вершине удовольствия.

Мы одновременно замерли глубоко и часто дыша. Не имея сил сказать что-то, оправдаться. Да и не нужны были никакие слова. Нам двоим было всё понятно.

Я склонился к её лицу, продолжая держать на весу и легонько поцеловал в губы, не желая терять это ощущение.

— Ну что, Виноградова? Готова?

Стрёкот вертолёта оглушал и Лисовскому пришлось кричать, что бы услышала его наверняка.

Я оглянулась через плечо на стройный ряд хмурых парней позади, но так и не встретилась с пронзительными зелёными глазами Стагарова.

Он ушел ночью, пока я спала. Ушел, как вор, укравший самое ценное, что у меня было. Душу. Мою яркую душу, после которой осталась лишь страшная сосущая пустота.

Усмехнулась горько, вспомнив, что ещё вчера ни во что не верила и слово Господь вспоминала лишь для связки и красноречия. А сегодня понимаю, что без души нельзя испытывать такие светлые чувства, а с душой нельзя быть столь бездонным.

Я знала, что он пришел попрощаться, когда увидела его на пороге своей квартиры. Знала, но всё равно на что-то понадеялась.

— Готова, — кивнула я Лисовскому.

Он окинул быстрым взглядом мой бронежилет и удовлетворённо кивнул. Я же прикрыла на мгновение глаза, когда подумала о том, что ждёт меня впереди.

— Сел! — кричит Лисовский, хватая меня за локоть. — Пошли, Лиза!

МИ восьмой очень громкий вертолёт. Длинные массивные лопасти хлопают над головой, а потоки воздуха заставляют пригибаться при посадке. Я бежала, стараясь не думать, что оставляю позади. Самое ценное, кроме души, я увозила с собой и очень надеялась, что сумею сохранить эту кроху любой ценой.

Ярцов и Звягин сегодня заставили меня написать сообщение Аргену о том, что мы с Лисовским готовы прибыть в пункт назначения. Ответ пришел мгновенно.

«На вертолёте. Верхний Ларс. Без сопровождения»

Ярцов выругался и стал кому-то звонить, а Звягин только головой качал, а после сообщил, что отделению и снайперам тяжело будет остаться там незамеченными.

Вроде, Ярцов договорился, что чеченский спецназ будет ожидать нас на месте, чтобы проконтролировать передачу. Но я всё время задавалась вопросом, ответ на который не могла придумать.

А что будет дальше?

Лисовский помог мне пристегнуться, пока я привыкала к громкому гулу вертолёта, а потом и сам сел. А я повернула голову к иллюминатору, где могла увидеть ребят, стоявших недалеко от вертолётной площадки.

Машина оторвалась от земли и в этот миг вдали я увидела бегущего на площадку Стагарова. С такого расстояния было сложно разглядеть выражение его лица, но я поняла, что он зол, как тысяча чертей, когда приблизившись к командиру отделения, а точнее к Гвоздю, он развернул его за плечо и вмазал с правой.

Первым порывом было посадить этот треклятый вертолёт, но мы поднимались всё выше, а парни были всё дальше.