На предельной высоте

Любопытно, что протоколы допросов, если они не содержали желаемых признаний, просто уничтожались. Это было в духе Хрущёва: по его приказам на всем протяжении его правления из архивов изымались и уничтожались документы, способные пролить свет на многие вещи: на его собственную роль в репрессиях конца 1930-х годов и на государственный переворот 1953 года, который совершили Хрущёв и армейские генералы.

Софья Исааковна Эйтингон — сестра генерала Эйтингона. Она была арестована и осуждена по «делу врачей»

Пытки и издевательства свою роль сыграли. Из всех подследственных «заговорщиков» только Абакумов, Эйтингон, Питовранов и Матусов ни в чём не признали себя виновными.

Через две недели после ареста Эйтингона арестовали его сестру, которая была врачом. По сценарию Рюмина, именно она выступала в роли связного между врачами-убийцами и заговорщиками в МГБ. Осуществляла же она эту связь через своего брата — генерала Эйтингона. В те дни Москва была буквально наводнена слухами — один страшнее другого. «Еврейские врачи и фармацевты травят простых советских людей», — слышалось в пивных, в скверах, в подъездах. Поговаривали и о возможных погромах. В доме воцарился страх.

Детям сказали, что отец находится в командировке, для них это было нормальным объяснением: ведь он так часто уезжал. Правда, на этот раз командировка, похоже, затянулась, но всё же его отсутствие не воспринималось как что-то из ряда вон выходящее. Теперь мы понимаем, в каком постоянном страхе, скрываемом от нас, жила наша мать: ведь она узнала, что отец в тюрьме.

Спустя много лет она рассказала нам, что чувствовала в то время. Ведь отец был реалистом, он прекрасно знал, какой порядок установлен в стране, и в 1946 году, когда мать сказала ему, что ждет второго ребёнка, он, горько улыбнувшись, произнёс: «Это прекрасно, это замечательно, но вся сложность в том, что я, наверное, даже не успею вырастить Леонида». На самом деле он высказал то, что камнем лежало на его сердце.

Генерал — лейтенант Евгений Питовранов (1915–1999). Он отрекся от товарищей, поддержал абсурдные обвинения в их адрес и остался в руководстве МГБ

После ареста генерала семья его оказалась в безвыходном положении. Хотя Муза и дети оказались без всяких средств к существованию, ужас их положения был даже не в этом. Муза, хорошо помнившая опыт довоенных арестов, когда не щадили ни взрослых, ни детей, очень боялась, что арестуют и её, а маленьких Леонида и Музу отправят в разные детские дома, поменяв им имя и фамилию. Если Леонид уже посещал школу и был смышлёным мальчиком, то его сестре было всего 4 года, и мать очень боялась, что девочка потеряется, и найти её уже не удастся. Поэтому она писала тушью имя и фамилию маленькой Музы на ленточках, проглаживала ленточки утюгом, чтобы буквы не полиняли во время стирки, и вшивала эти ленточки в трусики, в поясочек, на котором держались чулки, — словом, во все детское бельё. Она надеялась, что таким образом девочке удастся сохранить память о том, кто же она, откуда, как её на самом деле зовут…

Страх Музы усиливался тем, что не было никакой информации о муже, да и вообще о том, что происходит в стране. Единственным связующим звеном с семьёй Эйтингонов была сестра генерала, но и она была арестована.

Софья Исааковна получила 10 лет тюремного заключения за «неправильное лечение» и «сионистский заговор».

Любой стук в дверь, любой звонок казался теперь семье Эй-тингона предвестником какого-то нового несчастья, и в доме все замирало и затихало. Муза не разрешала детям открывать дверь. Подходить к ней — тоже. Возможно, это была защита страуса, прячущего голову в песок, но Музе казалось опасной каждая незапланированная встреча, каждый лишний выход из дома. Время шло; надо было есть, пить, платить за квартиру. Уж были проданы все книги, которые представляли хоть какой-то интерес для букинистов, облигации трёхпроцентного займа, которые оставались в отцовском столе.

Этих скудных средств явно не хватало, чтобы вести хотя бы сносное существование.

Семья освободила одну комнату в своей двухкомнатной квартире и стала её сдавать. Муза использовала любую возможность заработать. Иногда она стирала бельё квартирантам, а для того, чтобы они не догадались, что это делала она сама, бельё стиралось и на ночь развешивалось в той комнате, в которой спала она сама и дети. Утром Муза снимала бельё, днем его гладила, и вечером свежая пачка белья лежала на столе.

Сталин со свитой в Кремле: последние годы жизни