На предельной высоте

Сейчас, по прошествии пятидесяти лет, трудно себе даже представить, что в стране, называющей себя «социалистической», можно было жить в такой нищете и унижении. Многие люди, которых лично не затронула трагедия 1950-х годов, считают, что этого просто быть не могло, что многое преувеличено и не может соответствовать действительности. И тем не менее, всё происходило именно так. Мы помним, как мать пыталась устроиться воспитательницей в детский сад. От такой работы могла бы быть двойная выгода: во-первых, она получала бы зарплату, а во-вторых, как сотрудница детского сада, она могла бы определить туда и маленькую дочку. В те времена это было очень сложно: мест в детских садах не хватало. Она подала документы. Прошло две или три недели. Она пришла, чтобы узнать результат. В месте воспитателя в детском саду ей было отказано. У входа в детский сад висело объявление о том, что здесь требовалась няня, и мать попросила дирекцию взять её хотя бы на эту работу. Ей велели прийти через неделю, и вновь отказали в работе. Заведующая детским садом, явно смущаясь и опустив глаза, сказала: «Извините, мы не можем взять вас на работу даже няней, потому что у вас высшее образование». Мать была в отчаянии. Но, с другой стороны, она понимала, что чем больше она будет настаивать, тем большее количество организаций будет проверять её анкетные данные и тем больше опасность, что нас не оставят в покое, и мы не сможем дальше жить в Москве. Поэтому поиски работы были временно прекращены…

Перед самым Рождеством в доме Эйтингона появился невысокий мужчина с усами и бородой. Маленькая Муза пойнтере-совалась, кто же это, и услышала от матери ответ: «Дед Мороз…» Так как незнакомец принёс детям подарки, девочка поверила. Только спустя несколько лет стало известно, что это был муж её тети. Звали его Захар Борисович, и он был единственным человеком, который мог оказать семье Эйтингона посильную помощь в период, когда любой контакт с семьёй «врага народа» мог стоить покоя, свободы, а то и жизни. Не надо забывать, что Софья Исааковна Эйтингон тоже находилась в тюрьме. Он теперь один растил и воспитывал двух дочерей, но у него хватило нежности и душевного тепла на двух детишек, которые осиротели при живом отце.

1952 год не принёс никаких изменений. Единственным событием в жизни маленьких Леонида и Музы стало знакомство со старшими детьми Эйтингона, с их братом и сестрой по отцу. Они были уже взрослыми, закончившими институты людьми, и в сознании ребят не очень тогда укладывалось, что это их брат и сестра, но всё равно детей радовал приход старших Эйтингонов.

Детям по-прежнему говорили, что отец в командировке, и они в это верили. Но мир стал совсем другим. Особенно он изменился для матери. Она познакомилась с московскими ломбардами. Она старалась держаться, и мы очень благодарны ей за то, что она прошла через все унижения, которым её подвергла обстановка, ни в коей мере не уронив своего достоинства….

Инженер-металловед Серафима Исааковна Эйтингон и профессор, доктор технических наук Израэл Исаакович Эйтингон. Они, как могли, поддерживали семью Эйтингона в трудное для неё время

В ломбарды заложено — и уже никогда не было выкуплено — всё, что имело ценность. Но Муза-старшая, уйдя из жизни, оставила детям то, что сейчас для них ценнее всего: её переписка с их отцом, её архив, её записные книжки. Вот, к примеру, записная книжка-ежедневник за 1953 г. Первая запись сделана 5 марта: «Умер И.В. Сталин». 9 марта — следующая запись: «Похороны И.В. Сталина». А 20 марта сделана лаконичная запись, которая содержит больше эмоций, чем многие страницы пространного текста: «Л. — дома». Л — это Леонид, так она всегда звала мужа. Но уже на следующий день, когда чувства её переполняли, она написала в своей книжке: «Папа снова с нами!».

Эти записи сегодня говорят о многом: это одновременно и история семьи, и история страны.

Став главой расширенного министерства внутренних дел, Лаврентий Берия распорядился прекратить дела обвиняемых в «сионистском заговоре» и «участии в планах захвата власти Абакумовым». Когда Эйтингона в очередной раз вызвали надо-прос к следователю, он к своему удивлению увидел на месте следователя двух генералов: Кобулова и Гоглидзе. Так как Кобу-лов был уволен из органов несколько лет назад, его присутствие здесь, да еще в генеральском мундире, очень о многом сказало Эйтингону. Он понял, что в стране произошли перемены, и что Берия, скорее всего, стал руководителем секретной службы страны.

И всё же вопрос, который был ему задан, немало его удивил. Он ждал только худшего, а его спросили, будет ли он служить в органах и дальше, как только его выпустят из тюрьмы. Хотя Эй-тингона мучила язва желудка, обострившаяся в тюрьме, от службы он никогда не отказывался. Он твёрдо сказал, что готов служить Родине.