На Пришибских высотах алая роса

Чем ближе к югу катился их состав, тем становилось теплее. Мимо окна проплывало «бабье лето». Здесь стояла необыкновенная осень. Уже начался сентябрь, а солнце все еще жарко грело. Деревья, которые уцелели в пожарищи войны в лесопосадках и на приусадебных участках, были одеты, как у Пушкина, «в багрец и золото». Кое-где они уже роняли листья на землю, покрывая ее пушистым разноцветным ковром, разукрашенным позолоченными мазками. На Украине была грибная пора. Они так любили с бабушкой ходить по грибы. Для них это был не сбор будущей вкуснятины, прежде всего, священнодейство. Выходили за грибами, как только еще проявлялись сквозь сизую толщу облаков первые признаки зари. Входили в лес, когда утро стояло во всей своей осенней красе. За спиной оставалось просторное и пустынное выгоревшее белесо-голубое небо. Над еловым бором, высоко-высоко уже кучились белые облака, словно парусники, спешащие в гавань. Бабушка знала одно заповедное место. Там было тихо и пустынно. Никто из заядлых грибников, видимо, не напал еще на него. Поэтому и не заглядывали туда, и грибов там было великое множество. Пока не привыкнешь к зеленому лесному сумраку, будешь видеть только обомшелые корни, да бурые прошлогодние листья. Но как только глаза привыкнут, сразу же из, казалось бы, однотонной бурой массы, выделяются то розовые молодые сыроежки, то подосиновик мелькнет красной шляпкой, то бледно-голубая в трещинах старая сыроежка нарисуется

Тася вспоминала, как учила ее бабушка: «Собралась по грибы – забудь о спешке. Не торопись, не суетись, ходи медленно, еле переставляя ноги, как столетняя бабуля и смотри, зорче смотри, сверли землю глазами, каждый бугорок проверяй, каждый приподнятый листочек. Тася так и делала, и всегда раньше бабушки наполняла свою корзину до верха. Она всегда считала это своим достижением, и только теперь подумала, что бабушка могла специально медлить, видя, сколько радости приносит внучке полная корзина. Скорее всего, так оно и было. Бабуля моя, бабуля, видела бы ты, сейчас свою внучечку, дворянскую потомицу в зэковской робе и за решеткой. «Как же тебя угораздило, Тася?» – не первый раз спрашивала она себя, с тех пор, как попала в камеру. Только сейчас подумала о том, что в тюрьме, она не позволяла себе вспоминать довоенное прошлое. Там мысли были только о допросах и вопросах, которые возникали у нее. Почему же она теперь позволила себе окунуться в прошлое? Потому, что появилась надежда выжить? Потому что эти воспоминания несет в своих потоках ветер свободы?

На одном из полустанков девочка трясла яблоню, а на нее летели листья шуршащим дождем. Тасе казалось, что она слышит, как шелковисто они шуршат, точно так же, как бывало в детстве, когда она пыталась стрясти яблоки. Где-то на самом верху дерева еще держалось одно яблочко семиринки, которая поздно поспевает. Этот сорт яблок обычно заготавливают на зиму, но война подобрала все. Девочка, яблоня, шуршащий дождь казались ей нереальными. Это все из другой жизни, из другого мира. Вернется ли она когда-нибудь в него? Реальным был вагон с деревянными нарами, посыпанными соломой, зарешеченные окна. Теперь это ее мир.