На Пришибских высотах алая роса

В полосе, которую должна была расчистить рота для продвижения пехоты к поселку, было до десятка таких колпаков, два дзота. Дзоты обычно удавалось брать с тыла или закрывать амбразуру телом, если, конечно, их не накрывала артиллерия или авиация. А, это значит, что две группы пойдут на верную смерть. Если повезет, выживут. Этого никто не предполагал. Редко в таких случаях солдаты остаются живыми. Но об этом никто не думал, потому что приказ – превыше всего. Надо отдать должное силе духа советского солдата – на это задание в основном шли по собственному желанию. А, другой раз, как его не изъявить, если командир тебе в глаза смотрит. Но с дзотами, понятно. Их научились брать. А вот эти колпаки – неуязвимые крепости. Их гранатами не забросаешь и в тыл не зайдешь. Нет у них тыла.

На одном из участков, где сражался Костя, стрелки и автоматчики окружили колпак. Но из него открыли ураганную стрельбу, из которой создалась огневая завеса. Атака захлебнулась. Бойцы залегли за невысоким валом, боясь высунуть голову. И тогда командир роты решил попробовать прошить колпак бронебойными пулями. Он передал по цепи свое решение. Пули прошили колпак насквозь, а сидящие там фрицы, открыли верхний люк и высунули штык с белым платком. Их взяли в плен, да еще и использовали, как языков. После этого стали создавать из бронебойщиков блокировочные группы для осады сопротивляющихся колпаков.

В первое время пребывания в штрафной роте над Костей довлел статус штрафника. Он присутствовал в его мыслях, о чем бы он ни думал, жег лоб, словно раскаленное тавро. Огненные буквы впечатывались в душу, но она сопротивлялась. Она ведь знала, что он не предатель, не дезертир и в плен попал не по своей воле. Не сдавался он врагу, а был захвачен врасплох. И из плена бежал на фронт. Только фронт его принял совсем не так, как он этого ожидал. Правда, командиры их не называли штрафниками. Они числились, как переменный контингент, а проще, переменщики. И постепенно Костя стал забывать о своем статусе. Воевал так же, как и в обычных войсках. Как всегда был дисциплинирован, исполнителен, смел и отважен. От пуль не прятался, как не прятался и в том, своем первом бою. Но пули пока миновали его. Хотя он бы был рад, чтобы хоть одна его задела, только не очень сильно. Так, чтобы и тавро смыть, и в строй потом вернуться. Скучал он по своим ребятам – разведчикам, но и знал, что разведку ему теперь не доверят. До конца войны, а, может быть, и до конца жизни на нем будет пятно штрафника.

Шли тяжелые бои. Советским войскам приходилось буквально взламывать вражескую оборону. Заранее подготовленная система огневых точек – мощное укрепление, на которое опирался противник. Но и это не придавало им уверенности. В их сопротивлении чувствовалась отчаянная ожесточенность. Советские воины, обтекая бронеколпаки, блокируя узлы сопротивления, шаг за шагом продвигались вперед. Соня воочию видела следы деятельности оккупантов, и сердце наполнялось ожесточением. Истерзанные города и села, поруганная земля вопит и взывает, и ничто не может остановить неуклонное продвижение, противостоять наступательному порыву солдат и офицеров. Все и все слито в единое желание – вперед! И они идут вперед, как воины – мстители, как воины – освободители. И никто не жалеет жизни ради великой цели: разгрома фашизма и победы.