Огромный поток писем приходил к Расковой от девушек с просьбой отправить их на фронт. В этом потоке было и письмо Ады. Раскова понимала всю сложность, взвалившей себе на плечи, работы, но и понимала ее необходимость и полезность. Понадобится множество специалистов: техники, вооруженцы, прибористы, радисты, штабные работники. Этих специалистов придется готовить в самые сжатые сроки. Набирали только добровольцев из летчиц ГВФ, аэроклубов, школ Осоавиахима и женщин, состоящих в кадрах ВВС. Кадровых командиров – женщин в ВВС было не много. Конечно, женщины вместе с мужчинами могли пройти специальную подготовку в учебных частях и школах, и воевать в составе мужских полков, но, ввиду массового желания женщин идти на фронт, Раскова считала, что надо создать чисто женские полки. Для этого необходимо было организовать, прежде всего, учебную и подготовительную базу, на которой женщины смогли бы в полной мере развить свое летное мастерство и командирские способности. Многие авиационные командиры не верили в успех дела и не советовали Расковой экспериментировать в такой сложный для страны период. Но она твердо верила в то, что сможет осуществить задуманное, и смело взяла на себя всю ответственность и тяготы, связанные с формированием необычных полков.
Геля ушел, а Люся еще долго лежала, подавленная услышанным, и не могла подняться с постели. А, вернее, ей не хотелось вставать с постели, одеваться и шагать в этот страшный и непонятный мир. Как сразу все перевернулось с ног на голову, как сразу все запуталось. Она и сейчас считала, что коммунизм – это спасение для людей, но только теперь понимала, что не для всех. И почему надо отнять у одних и раздать другим? И впервые задумалась: «А справедливо ли это?» И еще она впервые думала о том, что: «у каждого своя правда». Оказывается, что немецкие солдаты, ликвидируют несправедливость – перераспределяют пространство и освобождают угнетенный народ от большевиков. Они в этом уверенны, и в этом их убеждает их идеология.
В следующий раз она спросила у Гели:
– Значит, идеология может быть разной? Можно проповедовать разные принципы, и на их основе манипулировать людьми?!
– Да. У нас сыграл свою роль нацизм. Он и создал податливую массу, которая явилась базой для армии вермахта. С ней ты столкнулась, и это страшная сила. А у вас – интернационализм и идея построения коммунизма.
– А как можно было создать такую «податливую массу»?
– Оперируя кнутом террора и пряником социальной демагогии.
– А вы, дипломаты, как разбираетесь во всем этом? Как понимаете, кто прав, а кто виноват?
– Дипломаты служат интересам страны, которую они представляют.
– Даже, если не согласны с той идеологией, которая насаждается правящей партией?
– Даже, если не согласны. Дипломаты – это те же разведчики. Запомни: генералы уходят, а разведчики остаются. Мой дед и отец не верят в торжество гитлеровской идеологии, и уверенны, что она рано или поздно, покажет свою несостоятельность. Я помню вечер в январе тридцать третьего года. Вся семья сидела за ужином. Даже сквозь затворенные окна доносились экзальтированые крики и хриплый рев бесновавшихся штурмовиков на Вильгельмштрассе, улице дворцов и министерств. Я видел, как поморщился дед, когда сквозь этот рев прорезался пронзительный голос Гитлера. По-разному встречали этот вечер в Берлине. На одних виллах разливали шампанское, на других отдыхали после напряженного труда по организации шествия. В казармах штурмовиков царило пьяное веселье, а в рабочих кварталах призывали к решительной борьбе с пришедшим к власти фашизмом. Но были и другие, затаившиеся, понимающие, что сейчас бороться с фашизмом поздно. Выступать открыто не имело смысла.
– Твоя семья относится к последним?
– Да. В нашем роду ведь не только дипломаты были, но и банкиры, и промышленники. Надо было оберегать капитал рода.
– Ну, да! Я же забыла как-то, что ты у нас – капиталист!
– Зачем ты так? Раньше ты не думала об этом!
– Раньше мы с тобой не говорили о политике.
– Раньше мы говорили с тобой о прекрасной немецкой музыке, о литературе, о живописи и о любви. Разве нам было плохо?
– Тогда нас ничего не разделяло.
– Разделяло и тогда, только ты не думала об этом. Мы ведь и тогда принадлежали двум разным лагерям: я – капиталистическому, ты – коммунистическому.
– Но тогда наши страны дружили.
– Это был обман. Никогда капиталист не подружит с коммунистом.