На пути к сверхчеловечеству

Мы уже не находимся полностью в механизме, хотя иногда он нас захватывает, но лишь для того, чтобы заставить нас почувствовать его давящее напряжение, его мрачное вращение в пустоте, где ничто держится за ничто, – мы почувствовали другой воздух; даже если он ни на что не похож, мы не можем больше выносить это небытие, которое бродит из конца в конец, от одного телефонного звонку к другому, от одного свидания к другому, которое поднимается и опускается в этом вечном механизме, где ничего никогда не происходит, кроме той же самой вечной истории, но лишь с другими лицами, именами и словами, на этом бульваре или на другом – нужно чтобы ЭТО существовало! От столба до столба, с этажа на этаж, с 9 до 9.30 по часам, которые ничего не отмеряют, нужно, чтобы во всем этом что-то существовало, ЖИЛО, чтобы этот шаг имел свой вечный смысл, как если бы он был уникальным среди миллионов часов на циферблате, чтобы этот жест кому-то принадлежал, этот газетный киоск на пути, этот кусок ковра, эта кнопка звонка, на которую нажимают, эта секунда – ЭТА СЕКУНДА – имела в себе всю уникальность и незаменимость жизни, как если бы она была той единственной, что светит вечно до конца времен – о, только не это небытие, которое движется в небытие! Это должно быть, быть, быть. Мы хотим помнить, помнить постоянно, а не просто скользить по бульварам, как медузы: но помнить что? Призывать что? Мы даже не знаем, что нужно помнить, – разумеется, не себя, не механизм, ничто из того, что сцепляет, как шестеренки, одну вещь с другой, но что? – чистое воспоминание, которое в итоге становится зовом, огнем, горящим не ради чего-то – маленькая вибрация бытия, которая сопровождает нас повсюду и все пронизывает, все заполняет, каждый шаг, каждый жест, каждую секунду, и которая даже распространяется позади нас, как если бы мы шли в ином пространстве с этим добрым малым впереди нас, который все продолжает идти, но который уже не полностью там, он уже почти вырвался на свободу, он уже вдыхает другой воздух, слышит другую песню – идет в другом ритме, необъятном и нежном, почти в ритме вечности.

И он вдруг поднимает голову, остановившись посреди бульвара, он поднимает голову над всем этим безумием; и взглядом таким ясным, таким лучезарным, почти радостным, искрящимся, всеобъемлющим и солнечным он охватывает сразу все так торжественно, уверенно и кристально прозрачно – мгновенная царственность. Он есть! Это есть!

Он на солнечном пути, уносимый этой крохотной все нарастающей вибрацией бытия. И не было нужды в молчании, в законопаченных комнатах, не было необходимости устранять жизненные щупальца, – наоборот, чем больше нас сжимают и хотят задавить, чем больше мы оглушены этим гамом существования, тем больше ЭТО пылает внутри и согревает, тем острее необходимость быть этим и только этим, быть вибрирующим нечто, без которого невозможно ни жить, ни дышать – забыть его на секунду, это значит впасть в состояние полного удушья. Мы движемся по солнечному пути посреди мирового мрака, внутри или снаружи – неважно, в одиночестве или в толпе, мы всегда в безопасности, никто и ничто не сможет отнять у нас это! Мы несем с собой нашу тайную царственность, двигаясь наощупь в иной географии, где вырисовываются тайные гавани, неожиданные фьорды, целые материки плотного покоя и проблески неведомых морей, доносящих до нас эхо более необъятной жизни. Нет больше желания или нежелания, стремления обрести то или это, стремления бороться за жизнь, кем-то стать, что-то узнать: нас несет другой ритм, дающий свое спонтанное знание, свою ясную жизнь, свою непредугадываемую волю и свою молниеносную действенность.

Для нас открывается иное царство, и мы смотрим на мир уже другим взглядом, пока еще не столь зорким, который еще мало что видит, но который уже проникает сквозь, как будто он уже наполнен реальностью пока еще не рожденной, обширностью знания еще не выраженной, изумлением пока еще робким. И мы, наверное, похожи на нашего обезьяньего собрата из не столь уж отдаленных времен, который смотрел странным взглядом на лес и на тех обезьян, которые так ловко бегали, прыгали, охотились, но которые не знали маленькую ясную вибрацию, странное чудо, внезапную неподвижность, которая, казалось, разрывала мрачные облака и простиралась далеко-далеко, туда, в вибрирующий простор созидательных возможностей.

4. ДВА ПУТИ

Начиная с этого момента возможно раздвоение, и вступление на этот путь повлечет за собой серьезные последствия, которые могут оказать влияние на всю жизнь. Это совсем не значит, что один путь истинный, а другой ложный, так как в итоге мы считаем, что все истинно, потому что это увеличивающаяся правда, а ложь только запаздывает или упорствует, в правде она уже исчерпала свое время и сослужила свою службу.