На пути к сверхчеловечеству

В этом огромном неразделимом единстве, в этом круге мира, в этом глобальном «Я» мы вытесали маленькие кусочки, вырезали маленькие частички пространства и времени, частички «я» и «не-я», протон и электрон, плюс и минус, крепко скованные друг с другом, хорошее и плохое, день и ночь, привязанные друг к другу и неполные друг без друга, ибо все дни и ночи вместе никогда не станут завершенными сутками, все сложенные плюсы и минусы, добро и зло, «я» и «не-я» не создадут полной красоты, единого существа. И мы заменили единицу толпой, любовь – влюбленностями, ритм – аккордами, разорванными и снова связанными, но наше соединение не что иное, как сложение, и жизнь рождается из смерти, как если бы нужно было постоянно разрушать, чтобы быть, разделять, чтобы снова соединять, и создавать еще раз видимость единства, которое является только суммой того же самого разделения, тем же самым добром и тем же самым злом, тем же плюсом и минусом, тем же «я», которое является миллионом прошлых «я», но не единой маленькой каплей полноты. Мы начертили маленький круг в громадной нераздельности Жизни, заключили частичку бытия в шарик желатина, отделили от великого ритма одну ноту под панцирем животного или человека и ухватили несколько жестких категоричных мыслей из великого радужного потока, бурлящего над кроной мира. Мы ограничили великий Взгляд в сердце вещей и создали тысячи неустранимых граней. И так как мы больше не можем ничего видеть в огромном, покрытом панцирем, раздробленном и сокращенном мире, мы изобрели глаза, чтобы видеть то, что мы отдалили, уши, чтобы слышать, что шепчут вокруг, пальцы, чтобы коснуться отдельных фрагментов единой Красоты, которую мы урезали, и жажду, желание, голод ко всему, что больше не является нами – тысячи и тысячи антенн, чтобы поймать эту единственную ноту, которая наполнила бы наши сердца. И, поскольку мы не могли больше ничего ухватить без этих искусственностей, без этих глаз, чувств, без этих серых клеток – о! таких серых – то мы поверили, что мир непостижим без них; что постижение мира подобно считыванию показаний с наших маленьких счетчиков и что, возможно, это мы сами были творцами тех переменчивых волн, проходящих через наши антенны. Мы говорили «я», «другие» и еще раз «я» и все время «я» на протяжении веков, под черной или желтой кожей, под панцирем афинским или тибетским, под руинами здесь, там, под теми же самыми старыми руинами маленьких «я», которые умирают не понимая, которые живут лишь фрагментами, радуются, никогда не радуясь по-настоящему, и возвращаются снова и снова, чтобы понять то, чего они недопоняли, и создать, наконец, единый Город великого «я». Когда мы коснемся этой полноты, наше добро больше не будет биться с нашим злом, наши плюсы с нашими минусами, потому что все будет нашим добром и будет течь в одном направлении; наши ночи больше не будут противоположностью наших дней, наша любовь не будет частицей всеобщей любви, наши маленькие ноты – криком, вырванным из великой Ноты, потому что будет только одна музыка, производимая миллионами наших инструментов, только одна любовь с миллионами лиц и только один великий день с его прохладными тенями и радужными водопадами под великим деревом мира. И тогда, может быть, больше не нужно будет умирать, потому что мы найдем секрет жизни, которая возродится из своей собственной радости – умирать будут только от недостатка радости и для того, чтобы обрести еще большую радость.

* * *