Вторая попытка оказалась более удачной. Крюк зацепился за что-то, и трос натянулся, как струна, когда Уайтири-старший дёрнул его на себя.
Сэм запрокинул голову и вновь посмотрел наверх, оттирая с лица назойливо летящий сверху снег.
— Не будем тянуть, — не очень уверенно проговорил он и накинул капюшон.
***
Существо припало к заснеженной поверхности, разглядывая странную блестящую штуку, впившуюся в камень совсем близко от него. Шумное дыхание клубами пара вырывалось из его широкого рта, усеянного рядами острых клыков.
Запах Двуногих был нестерпимым.
Они были совсем близко.
***
Наверху кто-то — или что-то — есть!
Сэм почувствовал это так ясно, как будто столкнулся с ним лицом к лицу. В мозгу внезапно вспыхнула яркая картинка: они добираются до выступа, а там…
Что?
Сэму почудилось наверху шевеление; инстинктивно отпрянув, он потерял ориентацию в пространстве и едва успел ухватиться за трещину в камне. Спина под многослойной одеждой покрылась холодным потом, и Уайтири был готов поклясться, что где-то в небе, прямо за ними, мелькнула чья-то тень.
Птица?
Слишком большая для птицы.
Харви, не ожидавший от брата подвоха, молча вцепился в его руку и повис на связывающем их тросе, беспомощно болтаясь.
— Гадство, — пробормотал Сэм, сплюнув вниз.
— Что ты говоришь, Сэмми?
— Ничего. Заткнись, Харви, если не хочешь рухнуть совсем.
Кое-как вернувшись в прежнее положение, Сэм помог брату найти опору и, кряхтя от натуги, сделал ещё один рывок вперёд.
***
Существо вытянуло вперёд когтистую лапу, готовясь встретить незваных гостей.
***
В нос Сэму ударила волна небывалой вони: так пах труп бродячей собаки, раздувшийся и склизкий, извлечённый из пруда близ фермы в Огайо. Уайтири закашлялся и, приготовившись к встрече с неведомым, подтянулся на дрожащих руках и тяжело навалился животом на поверхность выступа. Медленно поднял голову и…
— Где же ты, ублюдок? — бессильно прошептал он.
Неширокая скальная площадка, уходящая вниз под небольшим углом, пустовала. Снег, ровным слоем покрывающий её, был девственно чист и нетронут.
Сэм взвыл и уронил голову в его холодную белизну.
Похоже, он и впрямь свихнулся.
***
— Завтра с утра будем на вершине, — деловито сказал Харви, открывая банку с мясными консервами.
Сэм молчал, угрюмо разворачивая „шустер“. То, что творилось с ним в последние дни, не вызывало никакого оптимизма, и он лишь поражался слепоте и глухоте брата, будто закрывшегося от внешнего мира в своём коконе.
Или всё это мерещится лишь ему?
Уайтири потёр лоб шершавой рукавицей. Сморщился. Мысль о том, чтобы задержаться здесь ещё на какое-то время, вызывала озноб: кто знает, что ждёт их там, на вершине?
Сегодня на этом самом выступе кто-то точно был. Пусть не осталось следов, но Сэм был в этом твёрдо убежден. Что-то заставило его уйти, но где гарантия, что он не вернётся?
Уже не в первый раз за всё время их совместно путешествия Уайтири пожалел, что не захватил с собой фляжку с виски.
Он присел на корточки и посмотрел на брата, поглощающего консервы с прямо-таки волчьим аппетитом. Метаморфоза, случившаяся сегодня с мечтательным, мягкотелым Харви настораживала Сэма, и он всё больше и больше укреплялся в мысли о том, что нужно…
— Повернуть назад!
Сам того не желая, Уайтири-старший высказал пришедшую ему на ум мысль вслух. Харви оторвался от еды и с недоумением посмотрел на родственника. Выражение его лица Сэму не очень понравилось, но на сердце легла странная лёгкость, и он поспешил развить свою идею:
— В самом деле, Харви. Пойдем обратно! Ну её к черту, эту гору… вернёмся к себе, я приглашу тебя на ужин, и Мэгги сварит нам потрясающий глинтвейн с корицей и кардамоном…
При этих словах рот Сэма наполнился слюной, и он шумно сглотнул её. Воспоминания о доме затопили его внутренности теплом, и кошмары отступили туда, где им и положено быть — во тьму горных расщелин и в холод снегов.
Харви медленно отставил жестянку и неторопливо поднялся. Теперь его лицо не выражало ничего, словно маска, но Сэм невольно съёжился перед братом.
— Я не знаю, что тебе постоянно мерещится здесь, Сэмми, — размеренно заговорил художник. Его голос был монотонный, лишенный каких-либо модуляций, и Уайтири испугался ещё больше. — Вы с отцом… да вся наша семья не верила в меня. Никогда. Вы не слушали, что я говорил, не хотели понять то, чем я занимаюсь… „Брось эти глупости, Харви!“ — вдруг визгливо вскрикнул он, явно подражая кому-то. — „Стань как все! Не позорь нас!“ И вот теперь, когда я попал туда, где мне хорошо, где я нужен, где я почти нашёл то, что искал всю жизнь, ты неожиданно заявляешь, что хочешь обратно! То, что важно для меня, ни черта не стоит для тебя!
— Харви… — прошептал Сэм, обескураженный этой яростной вспышкой, но художник прервал его, ткнул пальцем в сторону края площадки:
— Если тебе так этого хочется — убирайся! Я не просил тебя нянчиться со мной! Я и один выживу здесь!
И, ожесточённо пнув банку из-под консервов, тут же отозвавшуюся жалобным звоном, он полез в „шустер“.
Сэм с хрипом выдохнул и прикрыл дрожащей рукой глаза.
***