На пути к вершине (СИ)

— Гора не зовет меня, Сэмми, — неожиданно выкрикнул Харви и резко взглянул на брата. Тот отшатнулся: настолько велика была горечь, ворочающаяся в этих глазах. — Половину пути! Ты говоришь, мы прошли половину пути, а мне не было ни единого знака! Но я совершенно точно знаю, что должен быть здесь, и я спрашиваю: зачем? Зачем?!

Художник с силой швырнул обломок какого-то камня, валявшегося рядом, и тот развалился от удара о землю. Сэм застыл, боясь сделать лишнее движение: настолько его напугал этот внезапный приступ тихони-брата.

— Спокойно, Харви, — выдавил он. — Всё ещё впереди. Может быть, она испытывает тебя?

Услышав это, художник опустил дрожащую руку. Ярость на его лице медленно сменилась растерянностью.

— Думаешь? — тихо спросил он. Сэм с готовностью кивнул:

— Уверен.

Харви недоверчиво покачал головой, замер и вновь уставился невидящими глазами куда-то перед собой. Его старший брат тяжело вздохнул и вернулся к прежнему занятию, временами с опаской поглядывая через плечо на родственника.

***

Одно из немногих достоинств горного похода заключалось для Сэма в том, что у него наладился сон. Раньше он беспрестанно ворочался перед тем, как провалиться в омут беспокойных сновидений — сказывался преимущественно сидячий образ жизни и постоянные стрессы на работе. Теперь же, стоило ему натянуть спальный мешок и улечься поудобнее, как на глаза будто накидывали чёрную повязку, не слетавшую до утра. Правда, пробуждение оставляло желать лучшего — тело терзала разбитость, а мышцы беспрестанно ныли. Умом Сэм понимал, что это последствия активного лазания по горе, однако настроения это не улучшало, и Уайтири перманентно пребывал в отвратительном расположении духа. Перед рассветом Харви начинал метаться во сне, толкая брата под бок, и что-то нечленораздельно подвывал. Разумеется, о крепком утреннем сне можно было забыть.

Однако третья ночь, проведённая в небольшом закутке, образованном двумя отвесными склонами горы, выдалась беспокойной.

В какой-то момент Сэм резко распахнул глаза и повернулся на спину, тяжело дыша и не совсем адекватно воспринимая реальность. Поморгав и более-менее придя в себя, он протёр глаза кулаками и, прищурившись, посмотрел на часы со светящимся циферблатом, никогда не снимаемые с запястья.

Часы показывали половину третьего ночи.

Было тихо — слышно было лишь ровное дыхание Харви, повернувшегося к брату спиной. Сэм сердито посмотрел на него, широко зевнул и улёгся обратно, пытаясь заснуть снова.

Не вышло. Сон не шёл.

Выругавшись про себя, Уайтири-старший попытался устроиться поудобнее, пеняя на жесткий мешок и некомфортность горных условий, как вдруг замер, напряжённо прислушиваясь.

Откуда-то изнутри, рождаясь под диафрагмой и нарастая с каждым ударом сердца, шло странное ощущение, какое обычно возникало у Сэма при поездках на общественном транспорте.

На него кто-то смотрел.

Осознав это, Уайтири судорожно огляделся, понимая, как глупо искать что-то в тесном «шустере», еле-еле вмещающем двоих. Однако ощущение пристального взгляда не ушло, и, спустя секунду, Сэм понял ещё кое-что.

Кто-то смотрел на них снаружи.

Мужчина вновь замер, скрючившись в неудобной позе эмбриона. На ум сразу полезли разные мысли, начиная от детских страшилок о Бугимене и заканчивая рассказами Стивена Кинга, которые Сэм любил иногда полистать, потешаясь над неправдоподобностью описываемого.

Теперь это уже не казалось таким уж неправдоподобным.

Что-то стояло там, за брезентовой стенкой, и Сэм скорее отрубил бы себе палец, чем пошёл бы проверять. Он лежал и судорожно молился, не помня себя от какого-то безотчетного иррационального страха перед тем, кто был снаружи. Звенящая тишина не успокаивала, а лишь усиливала страх — мало ли, что могло нарушить её в следующий момент…

Через некоторое время, показавшееся Сэму вечностью, его ужас неожиданно пошел на убыль. Ощущение взгляда пропало.

То, что наблюдало за ним, ушло.

***

Наутро Сэм проснулся ещё более усталым и разбитым, чем обычно. Голова трещала и раскалывалась, словно под черепной коробкой кипел, булькая, котёл. Хотелось рухнуть ничком на землю и уснуть — на час, два, десять — лишь бы избавиться от этой боли.

Харви же выглядел на зависть отдохнувшим и посвежевшим. Его глаза лихорадочно блестели, а на впалых щеках играл румянец; он вскочил при первых лучах солнца и принялся тормошить брата:

— Пойдём, Сэмми! Пойдём! Нужно спешить!

Плохо соображающий после ночных переживаний, Уайтири беспрестанно шипел ругательства, но, не в силах уступить напору брата, был вынужден кое-как подняться и начать собирать вещи. Ночная муть, обволакивавшая его тело после кошмара, не отступала.

— Скажи, Харви, — осторожно обратился он к брату, лихорадочно мечущегося взад-вперед перед палаткой. — Ты ночью ничего не почувствовал…странного?

Художник замер и устремил на брата взгляд, полный какого-то сумасшедшего восторга:

— Неужели она тебе тоже явилась, Сэмми?

- Кто? — обречённо спросил Уайтири, заранее предугадывая ответ.

Вместо ответа Харви развернулся и указал на гору.