На пути «Тайфуна»

С усмешкой глядя на уполномоченного, поднесшего наши корочки к самому лицу, так как батарейки в его фонарике почти сели, мы с Авдеевым только снисходительно посмеивались. Но мое благодушное настроение мгновенно улетучилось, когда я обратил внимание на его знаки различия. Поняв, что передо мной политрук, я похолодел, а сердце неприятно екнуло. Память тут же услужливо подсказала, почему в общем-то безобидное звание особиста вызвало у меня неприятную ассоциацию: В своих воспоминаниях Константин Симонов описывал встречу с психованным уполномоченным-политруком. Он тогда не только без всяких разговоров арестовал писателя, но даже не стал смотреть его документы. Дальше история была еще драматичнее. Когда полуторка, в которой везли арестованных журналистов, прыгала по кочкам, Симонов просил бойца, упиравшего ему в живот дуло ППШ и державшего палец на спусковом крючке, поставить автомат на предохранитель. Услышав это, политрук, напротив, потребовал от своего подчиненного, чтобы тот перевел предохранитель на автоматический огонь. Теперь достаточно было сильного толчка, и мир лишился бы замечательного писателя, потому что очередь в живот стопроцентно оказалась бы для него смертельной. Когда каким-то чудом его все-таки довезли до штаба дивизии живым, то ненормальный уполномоченный придумал целую историю. Согласно его версии, коварные диверсанты во главе с Симоновым пытались освободить пленных немцев, а еще с ними был другой диверсант, в звании полковника, которому удалось сбежать.

Весь этот эпизод мигом промелькнул у меня в голове, и я уже ничуть не удивился, когда нас арестовали.

Первые два часа с нами обращались сравнительно хорошо, хотя и не кормили, и мы не сомневались в благополучном исходе проверки. Особист, надо отдать ему должное, несмотря на глубокую ночь, развел бурную деятельность, спешно рассылая запросы. Уже через пару часов он, довольно улыбаясь, помахал перед нами листком с телефонограммой.

– Пришел ответ из вашей дивизии. – Дружный вздох облегчения. – И… вас там знать не знают.

– Не может быть! – воскликнули мы хором. – Как это Соловьев нас не знает?

– Что еще за Соловьев?

– Начальник особого отдела 179-й дивизии капитан НКВД Соловьев.

– Путаетесь в показаниях, граждане задержанные. По документам вы числитесь в 179-м ОЛБ, а не «сд». И я выяснил, что ваш батальон, если он действительно ваш, относится к триста шестьдесят девятой дивизии. Старший лейтенант Соколов и его ординарец красноармеец Авдеев там действительно служат. Но, разумеется, к госбезопасности они никакого отношения не имеют. Ну у вас там в абвере и выдумщики. Младший лейтенант госбезопасности и вдруг простой ординарец у ротного. Так что, граждане, лучше вам сразу все рассказать.

– Да это вы все путаете! – возмущенно воскликнул я. – Еще двадцатого числа наш лыжбат подчинялся напрямую командующему 39-й армии Масленникову.

– Верно, как раз двадцать первого его и передали 369-й. А так как по совершенно случайному совпадению в вашем отдельном батальоне почему-то нет своего уполномоченного, то на запрос мне ответил особый отдел этой дивизии.

– Наш ОЛБ только сформировали, даже знамени еще не было.

– Все правильно, – понимающе кивнул Кирюхин. – Вот такой, с позволения сказать, отдельный батальон, в котором царит бардак, нет ни знамени, ни даже особиста, и привлек внимание абвера. Там рассудили, что в документах этой части сам черт ногу сломит, и решили этим воспользоваться.

После этого разговора мы превратились из подозрительных лиц, подлежащих проверке, в потенциальных диверсантов, и нас соответственно посадили в погреб. Естественно, ни о каком праве на адвоката и на телефонный звонок и речи не шло. Единственная поблажка, которую нам сделали – это оставили теплые ватники, но, конечно, отнюдь не из гуманных соображений. Без них мы могли замерзнуть до смерти, и бдительный особист лишился бы ценной добычи.

По нашим прикидкам, прошло часов десять, когда люк наверху открылся и нам спустили лестницу. Обращались теперь с нами уже гораздо вежливее, что внушало некоторую надежду. Авдеева посадили за стол, поставив перед ним миску супа, а меня попросили пройти на узел связи. Оглянувшись в дверях на Павла, я увидел, что его тарелка уже опустела, и он тщательно вытирает ее ломтем хлеба.

– Может, сначала покормите, – высказал я вслух настойчивое требование своего бурчащего желудка.

– Прошу вас, пройдемте, – настойчиво потянул меня за руку сопровождающий, даже не пытаясь угрожать пистолетом. – Это срочно.

С трудом отведя взгляд от накрытого стола, я послушно зашагал в указанном направлении.

– Что еще такое? – недовольно буркнул я, когда меня привели к Кирюхину. – Мало того что не кормят, так еще и поспать спокойно не дают.

Конечно, я обманывал. Последнюю ночь я, правда, провел бессонную, но уснуть сейчас все равно бы не смог. Мало того что меня первый раз в жизни арестовывают, так еще держат в антигуманных и антисанитарных условиях. Уснешь тут, как же.

Не обращая внимания на мое ворчание, Кирюхин подскочил к телефонному аппарату и подобострастным голосом доложил: