На пути в Эммаус Надежда во времена неопределенности

3. Неузнанный Христос

В нашей истории мы добрались до того момента, когда к двоим путникам на дороге незванно–непрошенно присоединяется незнакомец и идет дальше вместе с ними. Когда он спрашивает, о чем они беседуют, они отчасти жестами, отчасти словами дают ему понять, что им не по душе чужое вмешательство в их личное горе. Их физическая реакция видна в словах: «Они остановились с мрачными лицами»[33] — что на современный лад можно перефразировать так: «Они резко остановились», изумленные непостижимым неведением своего нового спутника. Это изумление пополам с плохо скрываемым недоверием и тревогой (кто он такой, этот таинственный незнакомец и чего он хочет?) звучат в ответе Клеопы: «Неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» В его голосе слышится снисходительность, почти презрение, и, читая между строк, мы видим в них глубоко сидящую подозрительность, смятение и страх.

Перед тем как перейти к тому, что сказал на это их собеседник, давайте поразмышляем о состоянии этих двух учеников. В ответ на терпеливые вопросы незнакомца, который снова спросил их: «О чем?», мы слышим самый настоящий словесный поток: безмерное горе, которое они так долго сдерживали внутри себя, вдруг изливается наружу в признании полной безнадежности. Вся бездна их отчаяния видна уже в том, что они говорят обо всем в прошедшем времени (Иисус, «Который был пророк»; «а мы надеялись было») и с множеством отрицаний («они не нашли тела Его»; «но Его не видели»). В своем безудержном горе ученики говорят две конкретные вещи, которые обнажают две самые глубокие причины их отчаяния.

Во–первых, обратите внимание на слова о том, что их погибший учитель «был пророк». Это можно понять двояко. Они могли иметь в виду просто то, что пророческая деятельность Иисуса, подтвержденная чудесами и знамениями, трагически оборвалась Его смертью. Однако, возможно, из?за того, как совершилась эта страшная смерть — из?за того, что Иисус был казнен на кресте, — Его пророческий статус оказался под сомнением. Он уже не был долгожданным Мессией, славным освободителем Израиля; Его развенчали и казнили как обманщика и предателя. Может ли этот опозоренный, униженный Иисус быть истинным пророком? Или их былая вера в Него на поверку оказалась чистой иллюзией и трагической ошибкой?

Это воистину ключевой вопрос — и не только для тех двоих, шагавших в Эммаус в начале первого века нашей эры, но и для тех из нас, кто столкнулся с подобными дилеммами в контексте неопределенности XXI века. Даже первым ученикам Христа было трудно примирить свою изначальную веру в Иисуса как пророка с непреложным фактом Его жуткой, позорной и очень публичной казни. Христиане последующих столетий тоже сталкивались с этой проблемой, снова и снова пытаясь хоть как?нибудь смягчить оскорбительность этой постыдной смерти. С прошествием столетий после смерти Иисуса Его статус пророка постепенно отходил на задний план, и Он представал перед миром то всемогущим Царем, то Господином вселенной, то любящим Женихом отдельной человеческой души. Это не значит, что такие описания неверны сами по себе, потому что ни одно из них не может вместить Христа целиком и полностью. Печально то, что подобные титулы, подчеркивая силу, честь и славу Христа, постоянно затмевают Того, Кем Иисус из Назарета был с самого начала.

Значимость этого вопроса для современного диалога на дороге в Эммаус становится понятной, если вспомнить, что говорит Ярослав Пеликан в своем блестящем исследовании влияния Иисуса на историю культуры. Он пишет, что к тому времени, когда в VII веке на арену истории ворвался ислам, провозглашая Иисуса великим пророком, христиане успели позабыть, что Евангелия тоже называют Его пророком, и накинулись на мусульман за то, что те прибегли к столь неадекватному, по их мнению, титулу. «В результате, — пишет Пеликан, — потенциальная значимость Иисуса как общего пророка для христиан и иудеев, а также для христиан и мусульман так и не получила своего развития»[34].

Что если теперь, оказавшись вместе на дороге в Эммаус, мы получили возможность реализовать этот потенциал по мере того, как христиане, иудеи и мусульмане, живущие в мире беспрецедентного насилия и террора, пытаются пробиться сквозь искажения и стереотипы истории и вместе обсудить значимость Иисуса как пророка?