19 июня император прибыл в Астрахань, где праздновал годовщину полтавской виктории. Собранные пехотинцы вместе с тремя батальонами гвардии на 10 июля 1722 года составляли 21 069 человек, а к 31 июля, моменту высадки на дагестанский берег, части насчитывали 18 602 человек — остальные находились «в отлучках», были больны или состояли при больных[45]. Командование сводными «дивизиями» Пётр возложил на генерал-майоров М.А. Матюшкина, Г.Д. Юсупова, И.И. Дмитриева-Мамонова, Ю.Ю. Трубецкого, бригадиров В.Я. Левашова и И.Ф. Барятинского.
Генерал-майор Гаврила Кропотов степью вёл на юг Московский, Архангелогородский, Рязанский и Ростовский драгунские полки; другой корпус под командой бригадира Андрея Ветерани включал Новгородский, Астраханский и Казанский драгунские полки. Двинулся в поход и Астраханский губернский драгунский полк. Всего конница насчитывала по списочному составу 10 064 человека (по подсчётам Военной коллегии на апрель 1722 года)[46]. С ними шли 12 тысяч украинских и 4300 донских казаков; позднее прибыли 3727 калмыков[47]; однако не все они участвовали в военных действиях.
Общая численность войск, предназначенных для участия в походе, составляла около пятидесяти тысяч человек, однако с учётом отставших и оставшихся в лагере (часть драгун Кропотова строили плотину на Сулаке и «транжамент») непосредственно в марше от места высадки до Дербента участвовало меньше сорока тысяч единиц регулярных и иррегулярных войск. Построенный флот должен был обеспечить переправу войск и снаряжения и снабжение провиантом на берегах Каспийского моря.
Казалось, крах соседней державы близок. Афганский предводитель Махмуд с двадцатитысячным войском двинулся на Исфахан. Сражение при Гюльнабаде 25 февраля 1722 года закончилось разгромом шахской армии, в бою погиб один из её лучших полководцев — Ростом-мирза, брат Вахтанга VI. После этого Махмуд предложил шаху мир на условиях уступки Кандагара, Систана и Хорасана, выплаты контрибуции в 50 тысяч туманов и женитьбы Махмуда на шахской дочери. Когда эти условия были отвергнуты, завоеватели начали осаду иранской столицы, продолжавшуюся семь месяцев — с марта по октябрь 1722 года.
25 июня Пётр I повелел российскому консулу в Иране Семёну Аврамову объяснить Султан Хусейну, что русский царь знает о начавшейся осаде Исфахана и идёт «к Шемахе не для войны с Персиею, но для искоренения бунтовщиков, которые нам обиду сделали». Пётр предлагал соседу помощь в изгнании «всех их неприятелей… ежели они нам уступят за то некоторые по Каспийскому морю лежащие провинции, понеже ведаем, что ежели в сей слабости останутца и сего предложения не примут, то турки не оставят всею Персиею завладеть, что нам противно». Царь предлагал немедленно прислать «к нам посла своего (с полною мочью, с кем о том договоритца), где мы будем обретаться у Каспийского моря»[48].
2 июля Пётр лично составил письмо Вахтангу VI о скорой встрече с ним «на персицких берегах». Император рекомендовал союзнику, чтобы «ваших народов христианя, которые под турецкою властию, ныне никакого б движения не чинили, дабы тем не привлечена была оная держава напрасно к затруднении сего от Бога благословенного дела». В «словесном приказе» отправлявшемуся в Грузию полковнику русской службы Борису Туркистанову (Баадуру Туркистанишвили) государь уточнил, что надеется встретить грузинское войско «на Тарках» или у Дербента[49].
Три дня спустя был объявлен приказ Апраксина по войскам об «остережении» в еде и питье и условиях марша в «жарких краях»:
«Об остережении чего надлежит остерегатца в сих жарких краях …в ядении рыб чинить по прежнему указу ныне как здесь, так и куды идём. Ещё болше остерегание иметь надлежит от фруктов ради их множества, так же от солёного, не токмо от рыбы, но и от мяса, чего ради оного с собою отнюдь не брат[ь], как на полторы или на две недели,