На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору

Из поколения нам в поколение,
Без нужды и при горькой нужде,
Передаётся расхожее мнение,
Что друзья познаются в беде.

На работе, в гостях и на службе,

Когда нет рядом страшной беды,
Мы взахлёб похваляемся дружбой
Раскристально-чистейшей воды.

И всегда до тех пор будем спорить,

За примером пример приводить,
Пока сами не взвоем от боли:
Станет рваться последняя нить,

Соединяющая душу и тело.

Мы в смятенье посмотрим вокруг:
Хоть бы помощь какая приспела
Иль утешить пришёл лучший друг…

Друзья сразу, конечно, приходят,

Принесут кулёк фруктов с собой,
Поговорят о делах, о погоде,
Посидев, соберутся домой.

На прощание “сделают” ручкой,

Пожелают болезнь победить
И, чтоб долго словами не мучить,
Обещают ещё приходить.

Ободрённые их посещеньем,

Мы с надеждою смотрим в окно:
Ждём, когда долгожданным виденьем
Вдруг появится дружбы звено.

…Все мы звенья – и дружб, и любовей,

Вроде спаяны как никогда,
Но, когда подползёт к изголовью
Или боль, иль другая бед

Мы увидим: друзей стало меньше,

И любовь опустилась с небес;
Они вроде бы есть, но живейший
Пропадает к вам их интерес.

Здесь ругать никого и не нужно!

Надо просто усвоить себе,
Что друзья познаются лишь в дружбе,
Боль, беда остаётся тебе.

Зря вспомнил когда-то и будто в срок самим собой написанное стихотворение: внезапно вспотело лицо, тёпой волной стала накатываться слабость, которую скрыть от внимательной женщины не удалось.

– Простите меня… Сама не знаю зачем я напомнила вам про ваше больничное сидение! Хорошо, что вам удалось выкарабкаться…врачи и Бог помогли! А моему уже никто не поможет…

Смотреть на беспомощного, умирающего медленной смертью человека, невозможно. Это делать могут только свои люди, чьи руки, чьё постоянное присутствие помогают несчастному ещё как-то существовать в живом состоянии.

Свои! Ибо им скоро предстоит неизбежное расставание…

На предательский скрип двери от белоснежной подушки отделилась облысевшая голова, обтянутая желтеющей кожей, с черными провалами вместо глаз. Из-под одеяла высвободилась костлявая рука, потянулась мне навстречу.

Товарища моего здесь уже не было – на кровати лежала его мумия. Комната была наполнена стойким запахом тлена.

Его рот кривился и, мне думалось, разрывался от крика. Он прикрывал впадины глаз рукой, откидывал на подушку голову. Видимо ему казалось, что потолок и стены комнаты, где он лежит, рухнут на него и придавят к кровати его иссушенное болезнью тело. Луч солнца, что падает на спинку кровати, может исчезнуть и наступит темнота. Потускнеют и испарятся роящиеся искорки в золотой полоске луча, навалится забытьё, где человек уже себя не чувствует. Уйдут в незнаемое нескончаемые боли, терзающие его обтянутое тело синюшной от пролежней кожей.

– Пойдёмте, пойдёмте, – женщина легонько потянула меня за рукав пиджака и, уже прикрывая дверь в комнату с больным, проговорила:

– Теперь вы видите в каком он состоянии… Страшно глядеть, что с человеком делает болезнь. Главное – речь пропала… Раньше, вы знаете, он никогда ничего не боялся. Да и сейчас, видимо, как-то свыкся со своим состоянием и единственно, что его сейчас тревожит это боязнь своего забытья – вдруг это состояние навсегда, и он не очнётся, не оглядит стены комнаты, потолок, а самое главное – он не увидит книжные шкафы, в котором полки ломятся от подписных книжных изданий. Не всех книг удалось ему прочесть: семья, работа, быт коллективно отнимали время, а сейчас ему, прикованному к кровати, о чтении и подавно надо забывать. Нет сил ложку ко рту поднести – не до книг уже, не до чтения. Почему-то не очень хочет, чтобы я надолго задерживалась у его постели. Видимо в себя уходит, готовится к одиночеству. Общаемся посредством звонка.

Чёрная коробочка звонка над дверью ожила, призывно звякнула.

– Подождите меня – я быстро.