На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Для Екатерины Павловны, чья политическая активность возрастала по мере приближения войны с Наполеоном, важно было иметь в Москве «своего» губернатора, и она полагала, что Ростопчин в этом смысле вполне может быть ей полезен. Видимо, с самого начала великая княгиня отводила Москве и Твери роль важных опорных центров в организации сопротивления врагу. Уже при первых известиях о вступлении неприятеля на русскую территорию, когда еще не было ясно, какой характер примет эта война, Екатерина Павловна начинает формировать дворянское ополчение, при этом себе она отводит роль инициатора, не придавая, правда, этому широкой огласки, а в роли непосредственного организатора, по ее замыслу, должен выступить Ростопчин. В письме к адъютанту своего мужа князю В.П. Оболенскому, отправленному ею в Москву, Екатерина Павловна писала: «Передайте графу Ростопчину, что, известившись от вас о предстоящей вам поездке в Москву, и зная о доверии графа к вам, я поручила вам переговорить с ним о той идее, о которой я сообщала уже графу в общих чертах и сказать ему, что я читала вам мои письма к нему. Передайте ему, что на нем лежит обязанность воспламенить патриотизм Московского дворянства, первого в государстве, как по своим материальным средствам, так и потому уважению, каким он пользуется в Москве» [Екатерина Павловна… 1888, с. 24].

В этом письме Екатерина Павловна кажется впервые применительно к войне 1812 г. употребила понятие «народная война» (combien cette guerre était nationale). Однако слово «народная» в данном случае подразумевает не стихийное участие народа в боевых действиях, а дворянскую инициативу, готовность русских дворян добровольно встать под знамена формируемого ополчения.

«Графу, – продолжает великая княгиня, – стоит только явиться в собрание дворянства или на какой-нибудь его съезд, стоит только выяснить, какая опасность грозит отечеству и в какой мере начатая война есть война народная, чтобы воодушевить Московское дворянство, а из Москвы, где так много дворян из всех губерний, это патриотическое воодушевление охватит всю Россию» [Там же].

Далее Екатерина Павловна, как бы предупреждая возможные вопросы Ростопчина, рассказывает Оболенскому историю возникновения этого проекта: «Если граф спросит вас – знает ли Государь обо всем этом и кому принадлежит мысль, отвечайте, что насколько вам известно Государь ничего еще не знает, но что мысль о сформировании дворянством особых полков принадлежит принцу и мне, а возникла она потому, что в Москве граф Ростопчин и что, следовательно, никаких волнений произойти не может, если только дело представлено им будет дворянству в истинном свете» [Там же].

Однако Ростопчин не выразил своего согласия принять участие в этой затее. И хотя сама идея вряд ли могла вызвать у него возражения, тем более что через несколько недель он будет официально назначен начальником над ополчением шести смежных с Москвой губерний, дело, как представляется, было в том, что проект Екатерины Павловны носил характер частной инициативы, которую Ростопчин как человек, находящийся на государственной службе, считал не в праве поддерживать. Обязанный Екатерине Павловне своим назначением, он тем не менее ясно понимал, что служит не ей, а Александру, и что только царь может давать ему подобные поручения.

Такая позиция вызвала раздражение у великой княгини, и уже в следующем письме к Оболенскому от 7 июля она писала: «Великий проект осуществляется, несмотря на сопротивление графа. Подробностей еще не знаю, но не пройдет и двух недель, как Москва докажет своему градоначальнику, что он не знает ее» [Там же]. Между тем, утверждая, что «Государь ничего еще не знает», Екатерина Павловна говорила неправду. Свой проект она обсуждала с Александром еще до начала боевых действий, и буквально накануне наполеоновского вторжения царь писал сестре по этому поводу: «Ваши идеи делают столько же чести вашему уму, сколько вашему патриотизму и вашему сердцу… Мне кажется, что этот дар, будучи добровольным, произведет лучшее действие, чем если бы это было потребовано от моего имени. И хотя возникнут трудности при его исполнении из‑за нехватки офицеров, тем не менее результат принесет несомненную пользу, и в настоящем кризисе чем больше увеличатся наши силы, тем основательнее станет надежда упорствуя победить» [Переписка Императора Александра I… 1910, с. 77].

Из этого письма ясно, почему Екатерина Павловна не желала раскрывать все карты перед Ростопчиным. Организация дворянского ополчения с самого начала мыслилась как сугубо дворянская инициатива. То, что великая княгиня стояла у ее истоков, ни в коей мере не должно было ассоциироваться с царем. Более того, ее известная оппозиционность придавала самому проекту если не оппозиционный, то подчеркнуто неофициальный характер, что несомненно почувствовал Ростопчин, не знавший всей подноготной. Александр и его сестра, действуя, как всегда, сообща, стремились извлечь политические дивиденды из самой непопулярности царя.