На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Гряди, сын юный – вожделенный,
Главу оливой увенчав,
Небесной искрой позлащенный,
Драгий подарок восприняв,
Ключем надежнейшим к блаженству
Златым мiр миром подари;
Сковав вселенной мышцы зверству,
Героев новых сотвори.
Россией правящий днесь Гений,
Зерцало истинных доброт
стезей любви, благотворений,
К блаженству, к славе нас зовет!

При этом мир во «вселенной» будет достигнут не в результате новой войны, а в результате примирения со вчерашними врагами:

В друзьях изменников оставим
И новой жизнью станем жить;
Прямым добром себя прославим,
Коль станем верно Муз любить,
И имя Россов

неизменнымВек будет щастием греметь;
Пред Россом сильным, возвышенным
Начнет весь мир благоговеть!

[Стихи на Новый… с. 1]

Таким образом, мы видим два возможных сценария: Россия продолжает войну и освобождает Европу, и Россия замиряется с врагом и воцаряется мир. За этими поэтическими формулами стояли вполне конкретные политические программы.

В русской печати стали появляться тексты, оправдывающие войну против Франции. Среди них было немало политических брошюр, переведенных с французского и немецкого языков. Их авторы, с одной стороны, осуждали мир, навязанный Европе Наполеоном, а с другой – писали об унизительном положении европейских держав [Иелин, 1807]. Автор одной из таких брошюр полагал, что мир, восстановленный в Европе в начале XIX в., серией дипломатических договоров: Люневильским (9 февраля 1801 г.), Флорентийским (18 марта 1801 г.) и Амьенским (25 марта 1802 г.) – породил, прежде всего во Франции, надежды на то, что Наполеон, сменив «окровавленные лавры войны» на «гражданскую корону», обеспечит внутреннее процветание Франции и справедливое отношение к сопредельным государствам. Однако скоро выяснилось, что «это были только приятные мечты». Положение Франции унизительно прежде всего для самих французов. Эмигрантам позволено вернуться, но они «вынуждены испрашивать себе хлеб у дверей прежних домов своих». Формально восстановленная религия превратилась «в простую политическую пружину». Поддержание общественного порядка оплачивается высокими налогами и полицейским режимом. Двор Наполеона превзошел по роскоши двор Бубонов, печать наполнена подлой лестью и т. д. [Взор на политическое… с. 8–9].

Во внешней политике Наполеона преобладают «такая же бесчестность притеснения и насильства». Здесь также все держится на страхе и на уверенности европейских правительств в «совершенной невозможности сделать хотя бы малейшее сопротивление» [Там же, с. 30, 39]. Таким образом, мир ассоциируется с насилием и страхом. Его внешними проявлениями являются полицейский режим внутри страны и нарушение договоренностей в международных отношениях.

Все надежды на изменение ситуации автор брошюры связывает с Россией, которая «одна только на твердой земле чувствительна была к своему достоинству, и присоединяла к решительному желанию противоположить оплот угрожающему повсюду наводнением источнику, все средства способные к достижению сей великой и благородной цели» [Там же, с. 40]. Наполеон и Александр соотносятся как гении зла и добра [Там же, с. 42]. Война, начатая Россией, мыслится в категориях добра и справедливости, благородства и самопожертвования. И если она оборачивается поражением, то ответственность за это ложится не на Россию, которая сильна внутренними ресурсами, создаваемыми обширностью ее территории и преданностью народа своему монарху, а на европейские державы, стремящиеся сохранить с Наполеоном позорный мир. Их «система робкой медлительности, гнусного самохвальства и завистного совместничества» пока еще превосходит «сильные и великодушные» намерения царя [Там же, с. 108]. И как бы предвосхищая эпоху заграничных походов, автор предвидит «то время, когда Европейские державы горестно пожалеют о том, что отклонились от истины, и чрез то учинили себя удобною жертвою ненасытимой алчности Французского начальства». Иными словами, мирному и унизительному объединению Европы под властью Наполеона, противопоставляется ее военное объединение вокруг Александра I. Мир с Наполеоном не может быть ни длительным, ни прочным. Поэтому только военным путем можно покончить с его господством в Европе. Это была антинаполеоновская европейская точка зрения. Из России ситуация выглядела иначе.