На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Среди военной олигархии любимцев вдруг вырос из земли, без всяких предварительных знамений, генерал Аракчеев. Он жесток, строг, непоколебим; но, как говорят, нельзя назвать его злым. Я считаю его очень злым, впрочем, это не значит, чтобы я осуждал его назначение, ибо в настоящую минуту порядок может быть восстановлен лишь человеком подобного закала. Остается объяснить, как решился его императорское величество завести себе визиря: ничто не может быть противнее его характеру и его системе. Основное его правило состояло в том, чтобы каждому из своих помощников уделять лишь ограниченную долю доверия. Полагаю, что он захотел поставить рядом с собою пугало пострашнее, по причине внутреннего брожения, здесь господствующего [Дубровин, 2007, с. 223; Местр, 1995, с. 98–99].

О неожиданности такого назначения вспоминал и Ф.Ф. Вигель: «Еще в ребячестве слышал я, как с омерзением и ужасом говорили о людоедстве Аракчеева. С конца 1796 года по 1801 был у нас свой терроризм, и Аракчеев почитался нашим русским Маратом. В кроткое царствование такие люди казались невозможны; этот умел сделаться необходим и всемогущ. Сначала он был употреблен им как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание всей армии, и под конец, как мщение всему русскому народу» [Вигель, 2003, кн. 1, с. 444].

Назначение Аракчеева связано не с изменением политического курса, а с обеспечением личной безопасности царя. После Тильзитского мира в ближайшем окружении царя возникло что-то вроде заговора [Пугачев, 1953, с. 223–224], напоминающего недавний дворцовый переворот, прекративший жизнь отца царствующего императора. Возможность повторения такого сценария сам Александр явно учитывал. В личном разговоре с французским посланником Савари царь говорил:

Если эти… собираются отправить меня на тот свет, тот пусть поторопятся, но пусть они не думают, что смогут смягчить меня или обесславить. Я буду толкать Россию навстречу Франции столько, сколько смогу. Не придавайте значения мнению нескольких мерзавцев, в чьих услугах я не нуждаюсь и которые слишком трусливы, чтобы что-то предпринять. Для этого здесь не хватает ни ума, ни решимости. Горе тому, кто не идет прямым путем. Я знаю, что Англия плетет интриги, и то, что вы заметили, есть результат этих происков. Но я их не боюсь, несмотря ни на что я буду идти к своей цели. За это не беспокойтесь. В итоге они покорятся. Я работаю над переменами, но я могу их осуществлять только постепенно. Мое намерение заключается в том, чтобы все изменить. Я очень люблю своих родных, но я царствую и хочу, чтобы мне оказывали должное уважение. Видите, генерал, насколько я вам доверяю, что посвящаю вас в свои семейные дела [Савари, 1807, с. 87–88; Шильдер, 1897, т. 2, с. 299].