На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Ростопчин вынашивал более широкие замыслы, чем оборона столицы. В его намерения, видимо, входила организация широкой народной войны наподобие испанской, о чем писала впоследствии его дочь: «Мой отец хотел организовать войну гвериласов или партизан, инициатива которой принадлежала селянам, но ему не дали ни времени, ни средств» [Narishkine, 1912, с. 179]. Конструируя идеологему «народная война», Ростопчин преследовал в первую очередь две цели. С одной стороны, он стремился всячески принизить роль Кутузова в победе над Наполеоном, с другой стороны, как человек, претендующий на управление народным настроением в 1812 г., он отводил себе главную роль в спасении Империи. Ростопчину, видимо, и в голову не могло прийти, что с течением времени не он, а именно Кутузов, войдет в историю как организатор и вдохновитель народной войны. Вместе с тем ростопчинская концепция войны 1812 г. хорошо вписывается в русло охранительной доктрины, совмещающей в себе идеологическое конструирование народного идеала с вполне реальными опасениями свободного проявления народного духа. Поведение русского народа в 1812 г., якобы отвергшего предложения Наполеона о вольности (которых, кстати сказать, так и не последовало), консервативным дворянством интерпретировалось как народное стремление к сохранению традиционного уклада и служило в его глазах весомым аргументом против либерально-реформаторских намерений царя.

Глава 7 Народная война: «либеральная» модель

Применительно к ситуации 1812 г., видимо, было бы неправомерным говорить о четком размежевании политических лагерей и противопоставлять консерваторов и либералов. Все общественные круги говорили в то время примерно на одном культурном языке и преследовали в общем сходные цели. Почти всех объединяла галлофобия, резкая критика русской европеизированной культуры и культивирование национальной самобытности. Однако уже в самом понимании народной войны можно выделить некоторые оттенки, свидетельствующие о будущем разграничении либерально-реформаторского направления и консервативно-охранительного. Мы уже видели, что для Ф.В. Ростопчина, А.C. Шишкова, C.Н. Глинки, Д.П. Рунича, Г‑Ф. Фабера, А.Н. Оленина понятие «народная война» отнюдь не покрывало всего характера войны 1812 г., а главное, не связывалось с идеей народной свободы, между тем как для самого Александра I участие русского народа в войне с Наполеоном вполне могло служить аргументом в пользу освобождения крестьян.

Но еще в большей степени либеральные идеи связывались с народной войной в сознании тех молодых офицеров, которые в недалеком будущем явятся организаторами тайных декабристских обществ или так или иначе будут вовлечены в орбиту их влияния. Так, Ф.Н. Глинка еще до смоленского сражения писал: «Народ просит воли, чтоб не потерять вольности. Но война народная слишком нова для нас» [Глинка Ф., 1987, с. 8]. Однако новизна данного понятия не только не исключала, но наоборот подразумевала осмысление его через уже сложившиеся культурно-языковые стереотипы. Наиболее частой и очевидной была аналогия со Смутным временем. Получившая широкое распространение еще до войны 1812 г., во время войны она многократно тиражировалась как в официальных манифестах А.C. Шишкова, так и в публицистических, и художественных произведениях. Если в 1806–1807 гг. лишь ожидалось вторжение неприятеля на русскую территорию, то в 1812 г. оно стало реальностью. «Со времен Пожарского и Минина, – писал «Сын Отечества», – не видала Россия таковой войны, как ныне: дело Бога, Царя, всего народа, дело справедливой защиты, справедливого мщения» [Греч, 1812, с. 215]. Схожесть ситуаций стремились увидеть даже в самих датах: «Стечение обстоятельств за двести лет пред сим имеет большее сходство с нынешним временем. Князь Пожарский, быв призван и разбив 24‑го и 26‑го Августа 1612 Гетмана Хоткевича, ничего не предпринимал до 22‑го Октября, над кичливым неприятелем и взяв Москву, побил более двадцати тысяч Поляков, да вечное раскаяние мучит их души за учиненныя ими в Москве злодеяния. Дай Бог, чтоб и Князю Кутузову удалось, подобно Пожарскому, в скором времени попрать врагов, и освободить Россию от нашествия иноплеменников». В примечании к этому месту говорилось: «Кутузов, как Князь Пожарский избран Государем и гласом народа, и он, побив Бонапарта 24‑го и 26‑го чисел Августа месяца, не предпринимал ничего важного до глубокой осени, готовя гибельный удар врагам вселенныя…» [Там же, с. 216].

В связи с оставлением Москвы особый смысл и популярность приобрели слова М.В. Крюковского, вложенные им в уста Пожарского в трагедии «Пожарский, или Освобожденная Москва»: «Никогда столько не был прав Г. Крюковский, как ныне, заставив сказать Пожарского:

Россия не в Москве, среди сынов она,
Которых верна грудь любовию полна

[Выписка из письма… 1812, с. 185].