На путях преисподней

Эйрик встал, отодвинул стул и подошел к Уинетт. Она приняла его руку, и Эйрик повел свою гостью через двор, к дверце, окованной полосами серебристого металла, на которых были награвированы руны. За дверью оказалась комната, пол которой покрывали изразцы цвета ржавчины, черные стены также исписаны рунами. Из конца в конец протянулись два ряда колонн из малинового мрамора. Комната была совершенно пуста — ни мебели, ни украшений. Напротив находилась еще одна дверь, тоже окованная серебром — первая дверь во дворце, которая оказалась заперта. Эйрик достал из-за пазухи позолоченный ключ. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Уинетт вздрогнула: она никак не ожидала, что окажется в том самом темном зале за каморкой, в которой находился водоем. Правда, теперь здесь не было темно. По стенам горели свечи и факелы, со сводчатого потолка спускались люстры, которых она прежде не заметила. Свечи источали тягучий приторный аромат. И трон уже не казался сгустком тьмы. Теплое сияние свечей отражалось от полированного базальта, трепет отблесков наполнял мрачный камень, словно оживляя его. У подножья трона, образуя круг, стояли треножники из матового черного металла, каждый был увенчан толстой свечой. А внутри круга возвышалось причудливое сооружение из золотых нитей и хрусталя. О его предназначении можно было только догадываться. Тонкие столбики прихотливо обвивали друг друга, ограненный хрусталь разбрасывал радужные блики. От этого блеска рябило в глазах, и Уинетт оставила попытки проследить взглядом бесчисленные извивы. Всю эту странную конструкцию венчало девять тонких спиц, соединявшихся так, что образовывалась чашечка.

— Твой талисман я помещу сюда, — с улыбкой проговорил Эйрик, — прости… собираюсь поместить. Без него это устройство — просто красивая безделушка.

— А с талисманом? — тихо спросила Уинетт, щурясь от слепящего блеска.

— А с талисманом… — Эйрик повернулся к ней и взял ее за руки, словно стараясь придать своим словам большую убедительность. — С талисманом оно превратится в тот самый маяк, который пошлет Кедрину зов и укажет путь сюда. Более того: покажет самую безопасную дорогу, в этом я почти уверен. Это все равно, что соединить две половинки талисмана. Такой силы хватит, чтобы обезвредить любые ловушки Ашара.

Он глядел ей прямо в глаза. Танец золотых искорок вокруг зрачков околдовывал, во взгляде читалась воля, перед которой было невозможно устоять. Уинетт чувствовала пожатие его рук — оно успокаивало. Она снова всмотрелась в его лицо — это была сама честность. Его взгляд развеивал последние сомнения — как солнце, которое разбудило ее утром. Тогда она увидела, что дождь прекратился, и таинственная страна прекрасна. Воспоминания, порожденные отчаянием и утраченной надеждой, молнией пронеслись у нее в голове. Вот она стоит на крыше дворца и перебирает в уме картины, которые явил ей водоем… «Доверься мне», — говорили его глаза. «Я только хочу помочь тебе», — твердили руки. «Верь мне», — призывала его улыбка. Подозрения и сомнения дрогнули. «Если перед тобой враг, талисман погубит его, — говорил в самой глубине души тихий голосок. — Вспомни: Посланец не смог выстоять против силы амулета. Она сокрушит любого, кто враждебен Кирье». — «Кедрин может погибнуть без твоей помощи, — вторил ему таинственный шепот, — и Тепшен Лал, и Браннок — все они могут пасть жертвами Ашара. Ты должна спасти их. Ты должна позволить Эйрику помочь им. Иного пути нет».

— Ты уверен? — медленно проговорила Уинетт. — Ты уверен, что иного пути нет?

— Да, — торжественно произнес Эйрик.

Уинетт высвободила руки, и они сами собой поднялись и коснулись цепочки на шее. Эйрик по-прежнему не сводил с нее глаз. Она сняла цепочку через голову. Эйрик стоял неподвижно. Уинетт сжала Камень в руке.

— Тогда возьми его, — произнесла она. — И помоги Кедрину.

— Ты отдаешь его по доброй воле? — он все еще не коснулся Камня.

— Да, — выдохнула она. — По доброй воле.

Эйрик протянул ладонь, и Уинетт вложила талисман в его руку.

— Спасибо, — улыбнулся он. И торжествующе засмеялся. Казалось, от этого смеха мир сдвинулся со своего основания. И Уинетт, охваченная ужасом, пронзительно завопила.

* * *

Манускрипт в кожаном переплете выскользнул из рук Герат и упал на пол. Старшая Сестра приоткрыла рот, ее глаза расширились, по телу пробежала дрожь. Казалось, чудовищной силы удар обрушился на нее. Из груди вырвался сдавленный крик, в котором было больше ужаса, чем гнева. Злобный хохот зазвучал у нее в ушах. Герат тряхнула головой, охваченная дурным предчувствием, и с пересохших губ сами собой сорвались слова — слова, которых она не хотела ни слышать, ни произносить:

— Он добился своего. Не оставь нас, Госпожа… ибо Он завладел талисманом.

* * *