На «Ра» через Атлантику

После недолгих споров решили убирать его постепенно, беря рифы. Взяли первый риф — и обнаружилось, что на рифовых точках не везде есть фиксирующие концы, срочно пришлось их привязывать. На втором ярусе концов вообще не было, снова кинулись искать свободные веревки, приспосабливать их, кляня собственную беспечность. Кое-как взяли и второй риф, и уменьшенный втрое парус был направлен по ветру.

Вытащили малый плавучий якорь, бросили большой. Корабль лег в более или менее приличный дрейф, мы смогли перевести дух.

Тур хотел тут же заняться веслом, однако Норман сказал, что люди устали и надо поесть. Жорж пошел на камбуз готовить пищу, а мы разбрелись кто куда, измотанные и тревожные.

Ночь прошла, к счастью, спокойно, «Ра» дрейфовал, и вахтенному делать было нечего — разве что смотреть по сторонам.

Утром встали рано.

Погода пасмурная, иногда проглядывает солнце, ветер сильный, океан суровый. Волны, похоже, играют нами в волейбол, на бесконечное число пасов, — ладно, переживем, лишь бы их спортивные страсти не разгорелись. Не хотел бы я себя почувствовать крученым мячом.

Быстро позавтракали и уселись у входа в хижину, чтобы обсудить возможные варианты ремонта весла, их может быть несколько, и надо выбрать лучший, дабы не ошибиться.

Прежде всего измерили обломки. Затем Тур начал вырезать из картона в масштабе все части весла, а мы занялись переноской генератора, которому грозила опасность быть залитым, — тогда, без связи, нам вообще труба.

Я поразился, как много воды пришло на корабль за прошедшие сутки. На корме бурлил океан, волны перехлестывали через брезентовую стенку и гуляли привольно, сбивая с ног.

Генератор укрепили на мостике.

Минуло не меньше трех часов, покуда после споров и прикидок на картонном макете прояснилась программа. Решили соединить лопасть весла и верхний обломок. Длина весла должна при этом значительно уменьшиться.

Стесали торец веретена, чтобы оно легло на лопасть плашмя, долго крепили одно к другому, в общем, провозились весь день и только к вечеру весло было готово к спуску.

Как его опускали, даже не запомнил. К чему подробности? Тяжко пришлось…

Сумерки густели, когда мы опустили весло в воду и, окончательно выбившиеся из сил, побрели на нос ужинать.

Забыл написать: мне еще в тот день пришлось возиться с якорями. Большой плавучий якорь весь перекрутился, я вытащил его и добрых часа четыре распутывал веревку, приобрел жестокую боль в пояснице и с трудом справился с желанием плюнуть и отправить груду каната за борт. Ничего не поделаешь, сам виноват.

Вместо большого выбросили малый якорь, позже, после установки весла, извлекли и его и вернулись на курс.

Править укороченным веслом неудобно и ненадежно, и основная роль перешла теперь уже к левому, целому, а правое застопорили в нейтральной позиции.

Ветер не утихал, но парус по-прежнему был зарифлен, поэтому мы двигались медленно. Все очень измотались и нуждались в отдыхе.

Проблема воды становится острой. Введен строгий режим: пол-литра на сутки в личную фляжку.

Немного, правда, перепадает и сверх того, из общественной, камбузной канистры. Но и здесь порядок теперь иной. Раньше к завтраку заваривался и чай, и кофе, и каждый пил, что хотел и сколько хотел. А сейчас Карло кипятит точно отмеренную порцию, распределяет ее — и делай со своей частью что желаешь, заваривай что угодно, или просто хлебай кипяток, или вылей его во фляжку, оставь на потом, увеличь свой персональный запас.

Это еще не муки жажды в полном смысле слова, когда ни о чем другом не можешь думать, когда возникают миражи и галлюцинации, — но уже постоянно, сквозь все твои разнообразные мысли потихоньку пробивается, словно зуб ноет: «Пить, пить, пить…» А вокруг океан, миллиарды тонн воды, вода плещет, качает тебя, брызжет тебе в лицо, она — как локоть, который не укусишь, и от этого еще трудней.

Французский врач Ален Бомбар утверждал, что в крайнем случае можно и морской водой обходиться…

Да, уж коль нам нехорошо, то каково же было Бомбару! У него ведь неделями не было во рту ни капельки! И он сознательно устроил себе такое, он, выходит, и ради нас старался, ставя свой опасный опыт, отправляясь в океан без еды и питья на резиновом «Еретике».

Помочил перед сном губы остатками воды, лег и думал о Бомбаре, о силе идеи — научной ли, гражданской ли, — которая способна подвигнуть человека на, казалось бы, невозможное, и чем идея значительней, тем больших жертв она требует и тем, как ни парадоксально, легче их приносить, —

А потом, по принципу контраста, мне приснилось совсем неожиданное.

Приснилось, будто я проснулся, поворочался и решил вылезти из хижины покурить. На крючке у входа, вместе с курткой и брюками, висела моя фляжка. Впрочем, нет, она не висела, ее держали в руках, из нее пили…