На распутье

Никакого решения участники «пещерного совещания» не приняли, однако самый факт обсуждения вопроса о необходимости реформирования ЦК РКП(б) и, в первую очередь, его Секретариата был доведён до сведения Сталина, который в это время находился в Москве. О «письме Ильича о секретаре» и о том, что оно открыто используется для ревизии политической линии Ленина, направленной на отсечение Л. Д. Троцкого от руководящей работы, И. В. Сталин узнал из рассказа Г. К. Орджоникидзе, которого Зиновьев и Бухарин просили информировать о проводившемся в Кисловодске обсуждении вопроса о реорганизации Секретариата ЦК и перераспределении обязанностей в руководящей группе членов Политбюро⁴⁷. Одновременно в письмах, которые Зиновьев и Бухарин направили Сталину и Каменеву, они подвергли критике отдельные решения Политбюро, с которыми не были согласны, но, что примечательно, о методах работы Сталина, которым они недовольны, ничего конкретного сказать не смогли, если не считать указание на низкое качество оформления протоколов и на то, что Секретариат не думает о политике. Всё остальное – бездоказательно и эмоционально: Сталин «меня вывел из терпения», он «прямо издевается», «он назначает» уполномоченных ЦК, «своя рука владыка», «пришёл, увидел и разрешил», «нас даже не удосуживают ответом». Он не может «так обращаться» с Бухариным. Установилось «единодержавие Сталина». Он нас «надувает», «водит за нос». Действия Сталина – «свинство». Налицо «диктатура Сталина». «Мы давно уже недовольны», «все обижены», «нужно коренное изменение «оргметодов» ⁴⁸.

До этого времени никто, в т. ч. и Троцкий, не подвергал Сталина критике за работу именно на должности Генерального секретаря. Историкам до сих пор не известны документы В. И. Ленина, содержащие подобную критику Сталина как Генерального секретаря. Таким образом, первопроходцем в этой критике выступили именно Г. Е. Зиновьев и Н. И. Бухарин. Они же первыми попытались представить его деятельность на этой должности в виде определённой системы, опасной для партии. Опасной угрозой разрушения дружной работы в рамках «тройки», устойчивости ЦК и даже раскола в партии. Эта опасность связывалась ими с определёнными чертами характера Сталина, которые, кстати сказать, во многом обозначены не так, как автором «характеристик» и «письма Ильича о секретаре». Как могли, они попытались аргументировать свою критику и свои оценки. Получилось не очень конкретно. Многословнее, чем в «письме Ильича о секретаре», но не убедительнее. Зато конкретно прозвучала угроза: если ситуация не изменится, придётся поднять «знамя протеста»⁴⁹. Это не была пустая угроза. О серьёзности своих намерений Зиновьев 30 июля писал Каменеву: «Мы этого терпеть больше не будем.

Если партии суждено пройти через полосу (вероятно, очень короткую) единодержавия Сталина – пусть будет так… Во всех платформах говорят о «тройке», считая, что и я в ней имею не последнее значение. На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина… Либо будет найден серьёзный выход, либо полоса борьбы неминуема»⁵⁰.

Итак, Зиновьев поменял свои представления о том, с какой стороны исходит угроза единству партии и фронт борьбы, в котором изъявил готовность занять свое место – вместе с Троцким, против Сталина. Каменев с такой критикой Сталина не солидаризировался и не выразил желания ни менять фронт, ни поддерживать Зиновьева и Бухарина, ни их предложение о реформе Секретариата.

В письмах Зиновьева и Бухарина обращает на себя внимание то, что они значительно расширяют рамки критики Сталина как Генерального секретаря ЦК по сравнению с тем, что имеется в «письме Ильича о секретаре» («Добавление» к «Письму к съезду» от 4 января 1923 г.), в котором все недостатки его и связанные с ними опасности для партии рассматриваются в контексте его противостояния Троцкому. Зиновьев и Бухарин в аргументации опасности пребывания Сталина на посту Генерального секретаря акцент переносят в плоскость отношения Сталина с ними (Зиновьев, Бухарин), а также некоторыми другими, среди которых отмечен и Троцкий. Это указывает, во-первых, на то, что они не имели отношения к составлению этого псевдоленинского документа, но, во-вторых, старались использовать полученный документ для реализации собственных политических интересов за счёт Сталина и достижения политического соглашения с Троцким. Фактически они стремились нарастить силу удара по Сталину, которая была заложена в этот псевдоленинский документ, следовательно, включились в ту борьбу с ним, которую вёл Троцкий и, таким образом, обеспечивали его интерес как более активно и настойчиво атакующей политической силы.