На распутье средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV-XVI вв.)

Последнее наблюдение заставляет обратить внимание на подчеркиваемый многими авторами аграрно-магический характер игрищ русальной недели, приходившейся на пору максимального цветения злаков[884]. Этот период был временем опыления, оплодотворения растений, в котором важную роль играли предки. Мы уже отмечали наличие у восточных славян представлений о связи души с растительностью, в которой она могла бы возродиться. В данной ситуации срабатывали именно такие воззрения. Не случайно этнографам известен северно-русский обычай на Троицу возлагать на могилы березовые ветки и венки[885]. Последние предназначались душам покойных, так же, впрочем, как и венки, сплетавшиеся на девичьих гуляниях и использовавшиеся в качестве качелей русалками, которых исследователи, на основании этнографических свидетельств, считают душами умерших детей, молодых девиц и наложивших на себя руки девушек и женщин, хотя иногда отмечается бесполость этих существ[886].

По сути дела, ритуалы русальной недели обеспечивали воплощение вышедших на землю навий в растительности, ликвидировали смерть, превращали ее в жизнь. Причем потомки зачастую старались придать этой жизни максимально выгодные для себя формы, загоняя души посредством обряда «проводы русалки» в рожь — наиболее важный для русских злак[887], в результате воспроизводился древнейший из известных семиотике общечеловеческих архетипов — сплетение женского начала с растительным символом[888]. Так что в России и Белоруссии народная фантазия поселяла в жите именно русалок, а в некоторых местах Моравии — демона, которого называли смертью, мореной или бабой[889].

Все это опровергает вывод Д.К. Зеленина о том, что русальские обряды призваны были обезопасить произрастание хлебов от «заложных» покойников[890]. Напротив, они способствовали повышению урожайности, обеспечивая своевременное опыление и заканчивая тем самым период цветения злаков (не случайно у болгар русалией называли растение с пустым стволом и приятным запахом, которое не цветет[891]). Необходимостью перейти от цветения к оплодотворению объясняется и второе из указанных Стоглавом мест проведения послетроицких обрядов — «по рекам»[892], в которых обычно не купались, а лишь обливали друг друга водой, обладавшей оплодотворяющими свойствами.

«Проводы русалки» были приурочены к первому понедельнику Петрова поста, когда Стоглав отмечал хождение народа на игрища в рощи и наливки. В недавнем прошлом этот день был ознаменован целым рядом ритуалов явно продуцирующей направленности, среди которых можно, например, назвать взаимное жжение парней и девушек крапивой, которая, по замечанию Е.Е. Левкиевской, в славянских поверьях наделена символикой плодородия, оплодотворения[893], так же, как и яйца, которыми перебрасывались между собой мужчины и женщины придававшие, по словам Б.А. Успенского, своим действиям таинственный и непристойный смысл[894]. К этому же ряду относилась речная вода, в которой они омывались и которая во многих традициях считалась наилучшим средством оплодотворения[895] (возможно, во время упомянутых на соборе 1551 г. хождений по рекам и совершались подобные омовения, приравненные церковью к «бесовским потехам»[896]).

Сами «проводы русалки» в XIX — начале XX в. сопровождались игрой на музыкальных инструментах, хороводами и плясовыми песнями и иногда заканчивались уничтожением (сожжением, похоронами или разрыванием) чучела, изображавшего русалку[897]. Известно также отождествление с русалкой переодетой в мужское платье женщины, ехавшего на плечах ряженых в коня мужчин мальчика или ряженых лошадью, которую вел старик-русальщик в глиняной маске[898]. Продуцирующее назначение этого обряда не вызывает сомнений. О нем говорит, в частности, и элемент переряживания, в том числе имевшего здесь место взаимного переряживания полов[899], которое Стоглав приурочивал только к празднованию первых дней каждого месяца[900]. Но то, что ряжение имело место на русальной неделе и в изучаемый нами период, подтверждается Сказанием о Нифонте, сохранившемся в Прологе XV в. и толкующим русалию на неделе всех святых как хождение с масками и инструментами[901].