На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!

Что-то в его поведении насторожило девушку. И это была даже не сигарета, хотя, как заявила Алька в первый день, в доме никто не курил, и не звук кубиков в стакане. На часах два ночи. Кто мог так поздно и так настойчиво названивать Вадиму? Инна на цыпочках вернулась в свою комнату.

В зеркальных дверцах встроенного шкафа отражалось подсвеченное сиреневой дымкой ночное небо. Больше всего на свете Инна любила это высокое Питерское небо. Она обожала белые ночи, и считала, что плата за них чернильными зимними ранними сумерками, не так уж велика. Два года назад со своим другом она ездила на Новый год в северную Норвегию и там впервые видела полярное сияние. Сердце замирало от красоты и ощущения свершавшегося чуда. Эх, если бы в Питере хоть пару раз за темную зиму небо окрашивалось такими всполохами, то город стал бы еще прекраснее!

Окна ее комнаты выходили на восток и север. Где-то там с надрывом орала кошка. Взвизгнула и тут же замолчала автомобильная сигнализация. Красивый женский смех разорвал тишину, и вновь всё смолкло. И сюда почти не долетал рев проспекта. Словно он был далеко-далеко, а не за углом. В этом особая прелесть улочек этого огромного мегаполиса! Открой окно гостиной, и в комнату тут же ворвется разговор проспекта: шум машин, голоса людей, пение клаксонов на светофоре, или вдруг тренькнет звонок велосипеда, откуда-то долетит музыка — и до всего этого рукой подать. Иногда многоголосье проспекта Инна сравнивала с оркестром. Убери какой-нибудь звук, и ты получишь новую мелодию, рассказывающую свою историю. Интересно, какая бы мелодия получилась у ее истории?

— Без визга тормозов, — тихо проговорила Инна, повернувшись на бок. — Тормозов у моей истории, судя по всему, нет.

Алька, перепутав смены, проспала. Ей позвонил администратор, и малышка долго пререкалась с ним по телефону. Потом, даже не позавтракав, вылетела из квартиры. Инна помогла ей найти зонт, так как за окном дождь стоял стеной, затем прошлась по квартире и, наконец, зашла в ванную. Вчера она забыла снять линзы и сейчас из-за этого чувствовала дискомфорт. Она сменила линзы и вновь посмотрела на себя. Волосы отливали золотом, и девушка вздохнула.

— Хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу. Хочешь спрятаться самому, стань другим человеком, — проговорила она.

Сейчас ее мучили угрызения совести. Зря она так вчера поступила с Вадимом. Он, как и обещал, сделал ее другой, она же в благодарность нашипела на него, аки змей! Несправедливо!

Инна поставила чайник на плиту и обозрела масштабы ремонта. Кухню она потихоньку поободрала. Теперь стены выглядели так, словно по ним стреляли картечью. Она провела по ним рукой и вдруг всё решила. Оглядев мешки с сухой смесью, она притащила один в столовую и приготовила раствор. К полудню она закончила шлифовать стену с окном, как вдруг в дверь позвонили.

Она глянула в глазок и, увидев Изму Изральевну, открыла дверь. Дама улыбнулась и озвучила цель своего визита. Оказывается, у них в ванной перегорела лампочка, а поменять некому. Не могла бы это сделать девушка? Инна тут же заверила оперную певицу, что, конечно же, может, какие пустяки. Закрыла квартиру и прошла к соседям. Эммануил Маркович, кряжистый старик с палкой в руках, сетовал на жену, и уверял, что и сам может это сделать! Какой же он мужчина, если даже поменять лампочку ему не по силам?! Изя махнула на него сухонькой ручкой и указала девушке, где стоит стремянка: с табуретки даже с Инниным ростом до лампочки было не достать.

Когда с этим было покончено, старики тут же пригласили ее на чай. Девушка отнекивалась и не знала, как бы улизнуть, никого не обидев при этом. В конце концов сказала, что развела раствор и боится, как бы тот не успел застыть. Изма Изральевна проводила ее до двери.

— Спасибо вам, душенька, — сказала женщина. — Я, признаться, очень рада, что Вадим нашел девушку по себе.

— По себе? — не поняла Инна.

— Такую же статную и серьезную. И, конечно, привлекательную. У него очень хрупкая душа, несмотря на пережитое им. Ведь годовщина уже в эту субботу? Для меня этот день дороже собственного дня рождения. Аля как всегда что-нибудь придумала, да? Я понимаю его. Бедный мальчик, он не любит об этом вспоминать, но наша жизнь — это платок, сотканный из воспоминаний. Вот только у Вадима он почти черный. Надеюсь, что с появлением вас в его жизни, платок расцветет радужными красками, и для черного цвета не останется места, — говорила она, стоя на пороге своей квартиры.

Гостья смотрела на нее, не понимая смысла услышанного. Годовщина, но чего? Может, это годовщина со дня смерти бабушки и деда?

— Изма Изральевна…, — начала она, но дама перебила.

— Конечно, я ему и словом не обмолвилась, что помню об этом дне! Свят, свят, свят! — воскликнула она, всплеснув руками. — Боже сохрани! А что задумала Аля?

— Я… не знаю, — честно ответила Инна, и женщина вскинула на нее удивленный взгляд.

— То есть…, — прошептала она.