На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!

Тебе мой роковой ответ.[1]

У Вадима округлились глаза.

— Ого! — воскликнул он.

— У меня высшее образование! — гордо заявила жена. — В отличие от некоторых.

— Моя бабаушка — профессор, а дед — академик, Царство им Небесное. Они дали мне образование. Я даже верховой ездой занимался!

Инна посмотрела на мужа в упор. Тот даже растерялся.

— Ты… Ты ведь на втором курсе был? — тихо спросила она.

Романов опустил глаза в тарелку.

— На третьем.

— А ты не думал…

— Не думал. Никогда! Ни разу за одиннадцать лет! — сухо перебил он. — И потом, на кой ляд мне эта бумажка? На мою зарплату она не повлияет. Веса в глазах клиентов не прибавит. У нас паренек один работает, ему сейчас двадцать четыре. Такой талантище! Вот прямо слов нет! Мне пришлось в свое время выгрызть себе место, чтобы встать на ноги. В его возрасте я просто уже не ронял ножницы, а он экспериментатор. А образование — восемь классов! Заметь, даже не девять! Такое творит, что остальные нервно курят «Беломорканал» в сторонке. Есть профессии, в которых ты важен как спец!

— Ты поэтому выбрал парикмахерское дело?

Он вздохнул, помолчал, а потом всё же ответил:

— А не было выбора. Вернее был. Но…

— Ты не смог вернуться?

Вадим посмотрел на нее и вдруг улыбнулся — и холодок, остро и колко, пробежал по спине девушки.

— Я умер. Умер в больнице во время операции. Откачали. Но я вновь умер через два дня. Опять откачали. Из комы я вышел лишь в марте. И куда идти? На сцену? Так там уже всё занято! Инн, ты же сама знаешь, что большинство так и ждет, что тот, кто стоит перед ним, тот, кто лучше, упадет. Ведь в голове каждого так и горит лампочка: «вот если бы не он…». Пока бы я восстановился, пока бы вышел… И потом… Моя история — это Алькина история… Чтоб о ней говорили? Лучше уж тогда умереть насовсем!

Инна тут же схватила его за руку. Он поднял глаза. Она с какой-то мукой смотрела на него, но заметив его взгляд, одернула пальцы. Вернее попыталась. Вадим перехватил их и сжал.

— Зачем я опять тебе всё это рассказываю? — спросил он и усмехнулся.

— И ты больше никогда…

Вадим оглянулся. Из столовой не было видно гостиной, но Инна поняла, куда устремился его взгляд.

— И да, и нет, — вдруг ответил он. И посмотрел на жену. Та сидела вся в напряжении, но ни о чем не спрашивала, и он вдруг улыбнулся. Ямочки заиграли на щеках — улыбка солнечная, искренняя. Настоящая, а не вымученная.

— Вот нужно отдать должное твоим родителям, — сказал он, составляя посуду в новенькую посудомоечную машину. — Ты сейчас просто плавишься от любопытства, но молчишь.

— То есть ты понимаешь мои мучения и поэтому тянешь кота за хвост?

Романов засмеялся. Закрыл дверцу агрегата и посмотрел на жену.

— Я больше ни разу не прикоснулся к клавишам. Но играю каждую ночь. Мне снятся либо кошмары, либо как я играю. Думаю, я смогу сыграть всё что угодно. Когда слышу музыку, вижу свои руки на клавишах.

Он вдруг смолк, глядя куда-то мимо жены.

— Прости, — вдруг произнесла она. Он посмотрел на нее, тихую, сгорбившуюся за столом. Она вертела в руках полупустую чашку с остывшим чаем и на мужа не смотрела.

— За что?

— Я обещала, что не причиню тебе боли, но сама будто под нож положила с этим концертом.

— Мне вот любопытно, откуда у тебя были билеты?

— Оле Лукойе, ой! Валериан Адамович подарил.

Вадим усмехнулся.

— Ну, кто бы еще-то! Он единственный, кто говорил, что я буду об этом жалеть всю свою жизнь.

— И ты…

— Делать мне больше нечего! — вспыхнул стилист. — Я не дворник! Не механик, не таксист. У меня есть имя. Если я когда-нибудь стану страдать нарциссизмом, то обклею стены своими наградами, их как раз на всю квартиру хватит. Хотя, наверно, даже останется. Мне жалеть не о чем. Алька… Да, ей будет непросто с парнями, но думаю найдется на всём белом свете человек, который сможет ей помочь.

Едва он только это проговорил, как зазвонил его сотовый.

— Вот, легка на помине, — проговорил брат. — Алло!

— Я останусь у Славы, — заявила сестра.

— В смысле? — тут же напрягся Вадим.

— В прямом. Он разрешил.

— А ну дай его! — приказал брат.

Инна, заметив беспокойство на лице мужа, подошла.

— Привет, — раздался усталый голос Славки. Девушка, узнав бывшего, тут же шарахнулась в сторону, запнулась о выставленную ногу Вадима и едва не упала. Муж подхватил ее свободной рукой, придержал, и она замерла в его больших теплых ладонях.

— Привет, что-то зачастила к тебе Алька, — проговорил Романов.

— У нее зачет по ресторанному делу. Будет брать у меня интервью, — с гордостью заявил ресторатор.

— Ой, ой! Ну, куда деваться! Звезда, звезда! А нет! Ты же мальчик, тогда звездун! — засмеялся друг.

— Слышь, ты! — возмутился Славка, смеясь.

— Днэвальный по хате хлопчик Вадим слухает! — зычно отбарабанил Вадим и захохотал в голос. Даже Инна улыбнулась, ткнувшись ему головой в грудь. Он всё так же держал ее в своих руках. Жена смотрела на него и радовалась: смоляные озерца плескались радостью.

— Ладно, пока! Нам еще пилить до моего Тридевятого царства. Ты ж спёр в последний раз ковер-самолет.

— А не фиг было покупать так далеко теремок! Ладно, мелкую не обижай.

— Я не мелкая! — тут же долетело до уха брата.