— Ну, судя по тачке твоего мужика, да по хоромам буржуйским, думаю, миллиона будет достаточно. Пока.
Девушка опешила, вытаращив на него глаза.
— Сколько?
— Не баксов же! Наших, деревянных, но миллион.
— А нигде не треснет?
Казалось, он и не двинулся с места, но в следующее мгновение Инна упала. Она даже не успела понять, что и как произошло, а уже лежала в луже, неудобно подвернув ногу, расцарапав обе ладони. А Виталий наклонился, взял за грудки и поднял девушку. Он тряхнул ее, а Инна едва могла стоять на ногах, понимая всем своим существом — она до смерти боится этого человека. А тот тряхнул ее еще разок, как тряпичную куклу, и отпустил. Девушка привалилась к грязной кирпичной стене. Она смотрела вниз — на испачканное пальто, порванные колготки, видела свою сумочку, вымазанную в земле, сбоку даже прилипла какая-то блестящая обертка. На душе было грязнее.
— Значит так! Деньги принесешь через неделю, — проговорил Виталий, вытирая свои испачканные ладони о чистый край пальто девушки.
— А если…
— Мало? Не дошло? — рыкнул он, шагнув к ней. Она инстинктивно поддалась назад к стене.
— У меня… у меня нет такой суммы.
Гордей отпрянул и выругался зло, грязно, мерзко. Инна вжалась в стену.
— Значит серьги свои отдашь! Капли бриллиантовые. Что? Всему тебя учить нужно. Номерок твой я знаю. Никуда не денешься.
С этими словами Гордеев развернулся и исчез в арке. Инна, глядя в темный провал, где пропал вымогатель, едва дышала. Едва могла стоять…
Она отклеилась от стены и пошла, пошатываясь, к ресторану. Сняла дрожащими руками с охраны, открыла дверь и прошла в уборные. Стащила с себя испорченное пальто, попыталась его очистить и хоть немного привести себя в порядок. Ее трясло от мерзости. Она терла щеткой благородную замшу, а готова была такой же щеткой пройтись по собственной душе. Разодранные ладони щипало от воды, но эта боль была настолько далека, настолько незначительна, что Инна ее почти не замечала. Сейчас нужно было найти нужную сумму. На счету есть деньги, но их не хватит. Может, у Вадима одолжить? А она вернет всё, когда придут проценты с продажи коллекции. А если он не даст? Он ведь вновь заморозил счет. Рассказать ему? Или всё же не стоит?
Грязь со щетки сбегала в отверстие слива. Холодная, мутная вода. На душе было так же.
Оказавшись дома, вдохнув привычный запах, увидев теплый мягкий свет ламп, Инна вдруг почувствовала, как сильно устала. Она подняла глаза на свет и зажмурилась. Это ее дом. Тепло и уют ее дома. Где-то там, в глубине квартиры, слышался голос Альки. Вадим гремел посудой на кухне. Оттуда доносился запах чего-то домашнего. Очень вкусного. Защипало в носу. Засвербело в горле. Она столько лет жила в родном доме, но после отъезда мамы никогда не чувствовала домашнего тепла. А сейчас, перешагнув порог чужого жилья, жилья, где она живет в силу сложившихся обстоятельств, девушка ощущала себя ДОМА. Здесь можно быть самой собой.
— Ты чего не проходишь? — раздался рядом голос Вадима, и Инна распахнула глаза.
Романов стоял напротив в домашней одежде, с ложкой в руке. Увидев его, она вдруг почувствовала, что готова разреветься.
— Что случилось? Что за вид?
Инна опустила глаза, еще раз осматривая себя.
— Инн, — позвал тихо муж.
Она стояла как потерянная. Смотрела с такой мукой, что он сразу заподозрил неладное. А жена вдруг посмотрела на него и заплакала.
— Инн!
Вадим бросился к ней. Пальто на ощупь было сырым, словно побывало под дождем. К тому же на серой замше местами были весьма заметны пятна размазанной грязи. И весь вид девушки говорил: что-то произошло. Да и слезы эти. Мужчина стащил с нее пальто, усадил на узенький диванчик, разул. Сидя на корточках, он снизу вверх посмотрел на плачущую жену.
— Инн.
— Я упала. Очень больно, — пробормотала она и показала исцарапанные ладони. Вадим тут же стал осматривать их, что-то выговаривая жене. Она слушала, но не слышала. Она видела его, взволнованного, немного сердитого на ее неуклюжесть, и чувствовала тепло. Ее открытые ладони лежали в его руках, и ей не хотелось, чтобы он их отпускал.
— Инн, ты слышишь меня? — вдруг раздалось рядом, и девушка подняла на мужа глаза.
— Поняла? — спросил Вадим.
— Нет, — честно призналась она.
— Ох, горе ты мое луковое. Ты сейчас примешь душ, и я обработаю тебе царапины.
— Да.
— Подожди, давай я тебе помою голову.
Инна стала отказываться от его помощи, но он был настойчив.
— Только платье сними и набрось халат, чтоб потом не тащить платье через мокрую голову, — советовал он, провожая ее до комнаты.
— Я могу сама.
— Очень больно, когда вода попадает на свежие ссадины, — проговорил стилист. — И потом, Инн, я столько голов чужих вымыл за одиннадцать лет…
— Одной больше — одной меньше? — спросила обиженно Инна.
Вадим посмотрел на нее, а глаза-угли прожгли насквозь.
— Нет. Я помыл тысячи чужих голов, поэтому мне в радость будет помыть голову своей жене. Она у меня одна. Единственная.
От этих слов девушку бросило в жар. Пробормотав что-то в оправдание, Инна быстро прикрыла дверь в свою комнату. Сердце выпрыгивало из груди.