На расстоянии любви

Бориса она не нашла, зато ее отыскал Трофим. По школьной программе они проходили лирику серебряного века, и он читал ей стихи о любви… Читал так, словно писал сам — для нее. Они сидели вдвоем в классе. Из раскрытого окна на волосы Трофима упал солнечный луч, скользнул вниз по щеке. Соня засмотрелась и не сразу поняла, что Трофим прижимает ее к себе.

Это незабываемое ощущение чужих губ на своих! Соня вскинула руки и несмело обхватила его за шею, чувствуя под пальцами мягкие волосы. Если бы Трофим что-то сказал, она бы испугалась и убежала.

Но он просто смотрел в глаза, Соня не могла отвернуться. Не отвернулась и не сбежала даже тогда, когда он расстегнул пуговицы на ее кофточке и раздвинул на груди — внутри что-то встрепенулось, потянулось ему навстречу. Потом он извинялся, говорил, что все произошло случайно… И тот взгляд, потемневший от желания, был случайный, и прижимающиеся бедра, и все остальное.

Хотелось целоваться еще и еще. Они сбегали с уроков, забирались в раздевалку спортзала и целовались в темноте. А потом он все чаще начал думать об Ане… Тогда она сама переключилась на Борьку, убедив себя, что влюбилась.

Соня провела по губам пальцем. Зря! Только распалила воображение! Она подарила Трофиму не только первый поцелуй, но и всю себя, включая тело, душу и сердце!

Почему он связался с Анькой? Исполнил мечту? Он всегда грезил о ней, как любой парень в их классе. Детство закончилось, а мечта — осталась. Дурак!

Соня повернулась на другой бок. Что было бы, исполни она мечту о Борисе?.. Она закрыла глаза и представила себе, что целуется с Борисом, но… увидела вместо него Трофима. В окне. В распахнутой рубашке. С расширенными от возбуждения глазами. Чем-то видение напоминало реальность.

Если только не было реальностью!

Соня отбросила книгу и уставилась на лезущего в окно Трофима.

— Ты сошел с ума?! Ты чего… чего делаешь?

— Мне дядя Володя подсказал путь к твоему сердцу… — он уцепился руками за подоконник, подтянулся: — Прав он, я много потерял, что не лазил в окна девушек…

Его появление было настолько неожиданным, что Соня не сразу сообразила, что же стоит делать дальше.

— Еще не пропел петух, а отец предал меня третий раз, — покачала она головой, наблюдая, как Трофим переваливается через подоконник.

Ему мешали цветы. Горшки с глухим стуком падали на пол и разбивались, засыпая все землей. Ее бедные фиалки!

— Что у тебя было по гимнастике в школе?

Он вскинул глаза и усмехнулся:

— Трояк. Не помнишь?

— Больше ты не заслужил.

Вместе с ним в комнату влился запах водки.

— Сколько ты выпил?

— Все, что было в графине. Для храбрости и ловкости.

— Не помогло. Пашка лазает лучше.

— Значит, буду учиться у него…

Соня вздрогнула, когда он с чертыханием свалился на пол. Вот дурак!..

— Елки-палки, как говорит Владимир Кузьмич…

Она давилась от смеха.

— Ты жив?

— Наполовину. Кажется, я порезался.

— Жаль.

— Что я порезался?

— Нет. Что наполовину.

Что делать? Потом со вздохом откинула одеяло, встала и подошла к сидящему на кучке земли и черепков Трофиму. Присела и заглянула в глаза:

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты дурак?

— Только ты!

Соня взяла его руку, по которой стекала кровь, рассмотрела рану.

— Жить будешь. Правда, в мучениях… Пошли лечить тебя, хоть ты этого и не заслуживаешь.

Под его смешок Соня гордо отодвигала комод, ходила за тазом с водой и лекарствами. Из другой комнаты выглянул отец — видимо, стоял на всякий случай на посту — взглянул на нее.

— Ты чего не спишь?

Соня показала пузырек с зеленкой:

— Оказываю помощь вражескому лазутчику. Плохой из тебя инструктор, папа.

— Так из тебя тоже партизан неважный, — он почесал затылок и ушел в комнату, плотно прикрыв дверь.

При чем здесь партизаны?.. Соня пожала плечами и пошла в спальню.

Он сладко дремал, привалившись спиной к стене. Порезанную руку он держал на весу. Вдруг стало как-то жаль будить его. Только сейчас она заметила то, о чем даже и не могла подумать: все эти годы тоже не прошли для него бесследно. Вот и первые морщинки у глаз и на лбу.

Соня отвернулась, чтобы не дать себе вглядеться в него пристальнее. Это ведь ее Троха!.. Куда девать бабью жалость?! А любовь к нему нужно точно засунуть подальше!

— Трофим… Трофим, просыпайся.

— Что?..

Показалось, что в первую минуту он то ли не признал ее, то ли вообще не поверил, что она стоит рядом. Или вообще он ждал другого человека.

Соня села напротив на стул, взяла его руку, заметив, что обручального кольца нет. А свое она вообще отдала ему.

— Будет больно, — предупредила она.

Он улыбнулся краем губ.

— Маленькая женская месть?

— За меня жизнь отомстит.

— Уже.

Подробности узнавать Соня не стала.

Трофим смотрел ей в глаза, и от его взгляда по плечам пробегали мурашки. Знакомые с той самой ночи в амбаре. Только бы он не увидел!

— Замерзла?

Здоровой рукой убрал волосы, упавшие ей на глаза.

— Не надо! Ты же понимаешь, что ни эта комната, ни эта кровать, ни эта рука… — она нажала на рану, заставляя его зашипеть — …ничего не значат! Мы чужие друг другу люди. У меня своя жизнь, у тебя — другая. Жениться, вон, собрался.

— Промашка вышла, — отозвался он с усталым вздохом.