На рассвете наших судеб (СИ)

Вечером, когда жара значительно спала, а в песках это ощущается очень хорошо, идти стало намного легче. И к сумеркам они наконец достигли того зелёного островка, который увидели с берега. Высокие раскидистые ели сладко манили под свои кроны уставших изнурённых солдат. И обессиленно упав на мягкий ковёр из травы и сухих иголочек, они окинули взглядами пройденный за день путь.

Он не выглядел чрезмерно длинным, отсюда казалось — рукой подать, и ты у берега. Но на самом деле сыпучая земля под ногами, резкие порывы ветра, бросающие в лицо клубы колючего песка, и давящий зной сильно их замедляли, поэтому за день удалось добраться только до этих приветливых елей, а дальше дело обещало идти быстрее. Ведь по другую сторону спасительного островка начиналось царство зелени — лугов и лесов, где можно найти и воду, и прибежище.

— Как же здесь хорошо,— по-детски радостно протянул Галлиард, снимая с мокрой спины рюкзак,— Мы перекусим и на боковую?

— Да, чем раньше отправимся дальше, тем лучше,— подтвердила его мысли Пик.

Он снова окинул её тем же пристальным, пронзительным взглядом, но ничего не сказал и принялся доставать из рюкзака скудные запасы пищи. Усталость брала своё и вскоре, когда с ужином было покончено, заставила их калачиками свернуться под старыми, явно повидавшими не один век, деревьями. В их густой кроне посвистывал ветерок и иногда плавными завихрениями спускал на землю новые иголочки.

Усталость завладела их телами, но вовсе не мыслями. В головах не было даже упоминания о сне, мысли неугомонно роились, не давая закрыть глаза.

— Пик,— тихо, почти шёпотом позвал Галлиард,— ты спишь?

— Нет,— разочарованно отозвалась она,— сна ни в одном глазу. У тебя тоже?

— Да… А ты помнишь, как мы сбегали из штаба в долину и всю ночь напролёт рассматривали звёзды? Нам ведь тогда тоже не спалось,— сладостная нега от нахлынувших воспоминаний расплескалась в его мыслях, и лелея это поразительное чувство, Галлиард вскинул голову к небу, где среди тёмной кроны елей искрились молодые звёзды.

— Конечно помню. Это было самое беспечное время,— тем же огорчённым голосом, в котором, прислушавшись, можно было услышать отголоски мечтательности, ответила Пик.

Галлиард слишком долго её знал, чтобы на поверхности вынужденной серьёзности и сосредоточенности не зацепится за трещинку, ведущую к настоящей, искренней и чувственной Пик. Он услышал нотки теплоты в её бархатном голосе и тем самым убедился в очередной раз, что эти воспоминания для неё не менее дороги. Она бережно хранит их в памяти и в те моменты, когда жизнь рушится на глазах, когда почва уходит из-под ног, и силы покидают её, возвращается к ним. Они дают надежду, окрыляют, помогают не упасть безвозвратно на землю.

Его слова подействовали на неё как замедленное зажигание. Он продолжал завороженно смотреть на ночное небо, ожидая, когда Пик наконец разворошит свою память, а вместе с ней и чувства. В конце концов они далеко не чужие люди, и он отлично знает, какая она на самом деле.

Тревожно сверкая глазами в темноте, она аккуратно поглядывала на него из-под нависающей чёлки. Действительно, он сидит сейчас совсем как тогда и говорит тем же полным жизни голосом. « Ошибаешься, Порко, мне не нужно об этом вспоминать. Я помню. Помню каждую минуту и каждый раз, когда смотрю в твои глаза».

— Помню, как один раз мы забрели в деревню, она была недалеко от штаба,— оживлённым голосом продолжила Пик,— В ту ночь проходил какой-то праздник. На улицах было шумно. Не помню, как и из-за чего это получилось, но ты ввязался в драку. Ты помнишь?— в ответ она услышала приглушённый смешок, конечно, Галлиард и драки — вещи неразделимые, — Мда…здорово, конечно, тогда получилось. Пятнадцатилетний подросток кадет накинулся на пьяного мужика в два раза больше него.

— Я бы и сейчас сделал тоже самое!— уверенно заявил Галлиард.

— Да я и не сомневалась!— с хохотом воскликнула Пик.

— А что? Он сам нарвался! Не я, так кто-нибудь другой бы его огрел.

— Так-то он так. Но ты же потом два месяца бухтел на треснувшее ребро!— Пик отчаянно и умилённо пыталась объяснить ему иную логику, но он же её упорно не признавал.

— Ну ничего, перестало болеть и ладно. Мне сейчас вообще жаловаться не пристало. Всё заживает, как на собаке,— живо отозвался Галлиард, самодовольно ухмыльнувшись.

«Какой же он всё-таки неисправимый задира!» Люди мало меняются с возрастом, и тот самый вспыльчивый смелый мальчишка, вечно с разбитым носом и синяками по всему телу, до сих пор жил в нём. Хотя, впрочем, как и кроткая отзывчивая девочка в ней, которая всегда жалела его независимо от того, был ли он сам виноват в своих синяках или нет, которая всегда заботилась о его здоровье и безопасности изо всех сил.

— Как же хочется вернуться в то время! Мы ведь даже не знали, насколько оно было удивительным!— с завыванием сердца продолжил солдат,— Для нас было просто счастьем просидеть всю ночь в обнимку у костра. Одни, вокруг тишина, горы и лес. Да…оно и сейчас ничего не поменялось.