На разломе двух времён. 80-е

Серёжа! Сынок, спешу отослать тебе это письмо, поэтому буду коротко.

Высылаю 100 рублей. Из них ты купи Свете сапоги осенние, т. е. без меха внутри по цене где-то руб. до 80, или 60–80 р. Смотри лучше импортные, чтоб на средней высоте каблука и длина голенища тоже средняя, т. к. если будут очень длинные, то ей будут под самое колено. Она маленького роста же. Размер, как и говорили, 37 или 36,5 (обычно пишут на подошве) или так, как пишу 23,5 – 36,5 или 24 (это 37).

Но ты подойди к продавцу и спроси ее, что тебе надо на 36,5 размер, она скажет, подойдут они или нет, т. к. импортные сапожки на наши размеры не подходят. Но лучше, если деньги останутся, бери на 37-й размер, если не будет 36,5, то может купить кроссовки или ей тоже размер такой (37-й или 36,5) или себе померяешь их.

Больше писать пока некогда, хочу на завтра заказать с тобой разговор по телефону.

На этом, До свидания.

P.S.

1. Свете клипс не бери, она их себе из Калуги купила.

2. Отцу возьми пару пачек кубинских сигарет и хватит, денег у тебя откуда на большее.

3. Как будешь ехать, возьми сырков «Янтарь» в коробочках штук 5 и коробочку недорогих конфет.

Мама

(октябрь 1984 года)

Провинция (Осень 1984)

– Васильев, скажите «гуд гёл», – настойчиво требовала от меня преподаватель английского, когда замечала в моем произношении остатки донбасского суржика.

– Ххуд ххёл, – смущенно говорил я и улыбался ей в ответ.

Заметив на первых занятиях, что у меня все еще остаются в разговорной речи «шо» и «ля», вместо «что» и «глянь», она упорно начинала каждый урок с одного и того же:

– Васильев, скажи «гуд гёл»! – пока, наконец, мое донецкое «ххуд» не перешло в нормальное «гуд». Уже через полгода мой малороссийский говор полностью исчез. Когда я приехал на первые зимние каникулы к родителям в Горловку, мне уже все говорили, что у меня абсолютно московский говор. Даже появилось «оканье» и «аканье». Я еще какое-то время стеснялся своих провинциальных словечек, но через год они все выветрились.

Мы познакомились с моей будущей женой, когда я учился на втором курсе, а она поступила из подмосковной Коломны на первый. Узнать во мне вчерашнего украинца по говору было уже невозможно.

А по кругозору и интересам мы вообще мало чем отличались друг от друга.

Советский Союз к началу 80-х обеспечил практически полное равенство по уровню образования и доступности информации для всех школ и школьников. Где бы ты ни учился, в столичной Москве или Ленинграде, под Москвой или в областном центре на Урале, в районном центре Алтайского края или в деревне – везде уровень нашего образования был примерно одинаков и перечень прочитанных к десятому классу книг сильно не отличался. Возможно, чувствовалась разница в знании зарубежных рок-групп или исполнителей, но и это было не очень заметно.

Скажем, я не любил хэви-метал. Он меня вообще не трогал и не был мне интересен, но не из-за недоступности материала. Наоборот. В начале 80-х и в нашем горловском техникуме обменивались пластинками и записями с «металлом». Но в то время мы с другом увлеклись русской классикой: Достоевским, Леонидом Андреевым, мы заучивали наизусть любимые стихи. Я приобщился к «высокому», и мне просто не нравился хэви-метал, увлекаться им я считал ниже своего достоинства.

В общем, даже в районном шахтерском городе Горловке была своя градация юношеских пристрастий в музыке и литературе, мы не были там чем-то ограничены. В голове была некая смесь из советских, старых русских и новых иностранных писателей и музыкальных групп.