На разрыв

– Ты постоянно шутишь насчёт моего имени, и это бесит, – за такой тон совершенно точно должно быть стыдно, но… Она чувствует себя загнанной в угол. И защищается. Только и всего.

Оскар разводит руками: коробочка в одну сторону, палочки – в другую.

– Извини. – Он усмехается. – Обычно все шутки достаются моему имени, так что сейчас я, если так можно сказать, отыгрываюсь за долгие годы…

Ей нужны доспехи от его голоса, от его улыбки, от его манеры говорить и смотреть, от его широких бровей, от всего.

Не желая ничего слышать, Варвара перебивает:

– Вот именно. Твоё имя тоже странное, но, заметь, я ни разу про него не шутила.

– Это, Варвара, и делает тебя такой замечательной.

Мизерикордия, кинжал милосердия, такое оружие было у рыцарей. Длинный и узкий клинок, нож, способный проникать в щели между доспехами, точнее, в одну самую главную щель – на шее, чтобы перерезать артерию. Добить. Не издеваться.

Мизерикордия, и на французском «мизерикорд» – это пощада, но есть ведь ещё английское слово «мизери», то есть – «страдание», и оно, чёрт возьми, подходит намного больше.

Снаружи Варвара слабо улыбается, изнутри – по ней разбегаются трещины. Кинжал милосердия безошибочно находит единственно верное место, треугольное лезвие аккуратно проскальзывает между доспехами, Оскар вскрывает их как улиточный панцирь. Он что-то говорит, но Варвара ничего не слышит.

Любой другой – нет. Оскар – Да.

Остаток вечера и ещё несколько дней Варвара ощущает себя абсолютно безумной, потрясающе счастливой и совершенно особенной. Варвара ощущает себя особенной ровно до третьего мероприятия, где становится ясно: рядом с Оскаром все ощущают себя особенными, так он общается с каждым.

Третье мероприятие – квартирник его друзей, и посреди огромной и одновременно тесной комнаты, где все за исключением Варвары друг с другом знакомы, она чувствует себя разбитой, неуместной и откровенно чужой.

Варвара сидит, вжимаясь в потёртое неудобное кресло: коленки подтянуты к груди, в руках – бокал рома с колой (потому что даже когда ты чувствуешь себя несчастной, точнее, особенно когда ты чувствуешь себя несчастной, ничего лучше рома с колой ещё не придумали), в голове – желание отсюда сбежать.

Рядом с Оскаром ей постоянно хочется «отсюда сбежать», и неважно, какое оно в данный момент, это «отсюда».

Коктейли бывают многослойными, думает Варвара, и тогда в них чётко видно границу между алкоголем и не-алкоголем. А ещё коктейли бывают другими, вот как ромкола в её стакане, попробуй разбери, где там газировка, а где благородный напиток (и можно ли называть благородным напиток, который ассоциируется только с пиратами?). Так и с чувствами: иногда ты можешь провести чёткую грань, но иногда – понятия не имеешь, где заканчивается влечение и начинается страх.

Её тянет к Оскару, и не заметить это можно только… нельзя не заметить. Её тянет к Оскару, но стоит ему оказаться рядом, в ней начинает истошно вопить предупреждающая сирена: ей страшно.

Оскар стоит позади её кресла, одним этим фактом запуская мурашки по шее, и, кажется, самое время цитировать фразу, успевшую разлететься по всем пабликам, сообществам и чёрт знает чему ещё: если вы боитесь к кому-нибудь привязаться, то – сюрприз! – уже поздно бояться.

Он прикасается к её волосам – сначала легко, почти невесомо, а потом пропускает их между пальцев, мимоходом касаясь шеи. Если прикоснуться ещё и ещё, пробежать касаниями вниз, обвести седьмой позвонок, то Варвара выгнется по-кошачьи и, может быть, начнёт по-кошачьи мурлыкать. Если он прикоснётся ещё и ещё, и пробежит касаниями вниз, обведёт седьмой позвонок, то Варвара, наверное, просто умрёт. Или – сорвётся с места и наконец-то сбежит.

Она не сбегает. Он ничего такого не делает. Просто играет с её волосами, и они, наверное, слишком мало знакомы, чтобы ей было так невыносимо понимать: ничего ничего не значит. Совсем. Оскар обнимает каждого, кто сегодня приходит, хлопает по плечам, ловит за локти, держит за руки. Он улыбается каждому, и что-то шутит, и всех одаряет вниманием – а все купаются в этом внимании и просят немного ещё.

Варвара не хочет просить.

Варвара пьёт стакан за стаканом, надеясь на то, что если выпить достаточно много рома, превратишься в пирата. Отрастить деревянную ногу, посадить на плечо попугая и уйти в океан, где нет никаких Оскаров, а самая главная проблема – это то, что тебе наплевать на проблемы. Звучит даже лучше чем быть медведем и каждую зиму спать по несколько месяцев.

Какой-то парень присаживается к ней на подлокотник, когда Оскар наконец-то заканчивает свою медленную пытку и уходит – вытащить откуда-то гитару и присоединиться к тем, кто играет.

– Что делаешь? – спрашивает парень, и это тупой вопрос, но какая разница, когда в ней столько рома.

– Хочу стать пиратом, – честно отвечает Варвара, и парень хохочет, глядя на неё с восхищением.