На развалинах мира

В другой раз я попал на строительную площадку, и, как ни странно, на ней уцелело гораздо больше, чем где ни будь в другом месте. Несколько жилых вагончиков, оставшихся от строителей, были почти полностью придавлены упавшим башенным краном – я ясно видел, как громадный крюк вонзился в одно из жилищ и пробил его насквозь. Кое-где – покореженные тачки, в которых развозят песок и землю, рваная одежда. Это походило на котлован – будущий фундамент большого дома. Теперь он был словно сплющен, а края его сильно обвалились. Все, что находилось возле – попало внутрь этой ямы. Скорее всего, там были и люди…

Почти на самом краю, на боку, лежала опрокинувшаяся фура – она вся сгорела, и ее содержимое рассыпалось по всей территории этой стройки. Преимущественно – стекло самой различной формы и цвета. Даже многодневные осадки не смогли закрыть его полностью – так много его рассыпалось на земле сплошным ковром. Мне пришлось его обойти по кругу – иначе я рисковал, сам свалится в эту яму. Волей-неволей, приходилось наступать на содержимое этой фуры. Под ногами хрустело битое стекло – я сразу слегка паниковал, меняя направление и выискивая более безопасную дорогу – моя самодельная обувь не была приспособлена для острых граней. Но в земле – я лишь образно называл это землёй – было так много всевозможных вещей, соприкосновение с которыми порвало бы в клочья любые ботинки. Приходилось только обречёно вздыхать и продолжать движение, заботясь лишь о том, чтобы повреждения не были слишком сильны. На крайний случай, я нёс за спиной ещё одну пару меховых сапог. Непогода ли, непрестанный дождь или снег, перемешанный с пеплом, песком, и ещё неизвестно чем – наступить можно было на что угодно. Если бы было тепло, светило солнце – здесь всё давно бы покрылось жёсткой коркой. А так ноги только утопали в этом месиве, и при каждом последующем шаге, предыдущий словно истаивал – грязь сразу заполняла след и создавала видимость нетронутого места. Да, по своим следам я вряд ли бы смог вернутся обратно… Стараясь, все-таки, запоминать особо приметные руины, я шел вперед. Никогда раньше мне не доводилось видеть ни ураганов, ни наводнений, ни вообще, каких либо стихийных бедствий, по масштабам сравнимых этому. Нет, конечно, бывало что-то – я участвовал в спасении людей во время оползней и наводнений, но такое…

Было очень непривычно молчание. Нет, всяких посторонних звуков всё-таки хватало – шум воды, треск поленьев, гул, доносящийся из-под земли, взрывоподобные раскаты гейзеров… Но не было других – чириканья птиц, жужжания насекомых, обрывков разговоров. Словно на уши был надет специальный глушитель, не пропускавший эти звуки. И тогда становилось жутко – нет, не от вида мёртвого города, а именно – от тишины. Бороться с ней было нечем…

Я не был в подвале восемь дней… За четыре я добрался до края – или мне так казалось, что края – города, а потом почти тем же маршрутом, вернулся обратно. То, что мне хотелось представить как край, было ещё сильнее и беспощаднее уничтожено, чем центр. Я считал свой подвал центром, потому что определить, где истинный не представлялось возможным. Там не осталось вообще ничего, настолько все было перемолото, перекрошено и рассыпано одним сплошным ковром. Он тянулся до пределов видимости, теряясь на горизонте. Идти по этой пустыне мне не хотелось. Там, где мне посчастливилось найти пристанище, было гораздо спокойнее, чем в этой жуткой долине. На обратном пути я наткнулся на озеро, наполненное до самых краев человеческими телами… Кажется, я дико заорал, и бросился бежать, не разбирая, куда и зачем. Испуг прошёл так же внезапно, как и проявился. Что-то чётко отпечаталось в мозгу – ну и что? Успокойся… это только лики смерти. И я вернулся, и уже действительно спокойно обошёл это озеро, удивляясь лишь тому, как могло получиться, что они все нашли здесь свой конец? Может быть, они пытались найти здесь укрытие от летящих отовсюду обломков, может, спасались от языков пламени или удушающего газа – а он нашёл их здесь?.. А потом вода, скопившаяся в результате дождей, затопила эту яму, превратив её в общую и холодную могилу? В отличие от тех мест, где я обитал, здесь земля прогревалась гораздо слабее. Середина озера была застывшей, и во льду ясно угадывались очертания немыслимым образом перекрученных рук и ног. Виднелись оскалы оголённых зубов, тоска и боль в застывших зрачках… От озера исходило мрачное притяжение, словно оно не хотело меня отпускать, заманивало в себя, обещая вечный покой взамен моим скитаниям и нарастающему отчаянию…

Я поднялся на один, особо высокий холм, и осмотрелся. Безрадостная картина простиралась вокруг. Холмы, холмы и снова холмы. Дома, снесённые и рассыпавшиеся в прах. Улицы, ставшие ущельями, а весь город – хаосом. Стоя на вершине, я охватывал взором большую площадь, намечая для себя новый маршрут. Я запоминал те приметы, которые могли помочь мне запомнить нужное направление и не затеряться среди общего однообразия. И нигде: ни вблизи, ни в самой дальней дали – ни единого движения…