А потом, когда я после узкого отверстия проник в придавленные подвалы, и увидел то, от чего на некоторое время впал в ступор… зло, тоскливо рассмеялся. Я ненавидел деньги. Их не хватало практически всегда. Из-за них я был вынужден подолгу уезжать из дома, чтобы обеспечить семью хоть в какой-то мере. И из-за них я оказался в самый ответственный момент так далеко от нее и теперь не имел ни малейшего понятия, что с ними произошло!
Пол был усеян рассыпавшимися мешками, из которых виднелись стопки перевязанных между собой пачек — их предназначение не могло оказаться ни для кого секретом. Купюры — различных видов и достоинства, разных стран и времени… Вещи, более чем употребляемые в очень недалеком прошлом. Сейчас же, пригодные разве что на растопку.
Во мне появился какой-то бес разрушения — со злорадным смехом и яростью стаскивал порванные мешки в одну кучу — а затем, резвясь и одновременно скрежеща зубами, чиркал спичками, старясь вызвать огонь из отсыревшей коробки. Сколько они мне попортили крови! Работа, начавшаяся в шестнадцать неполных лет, вечно тупая и вечно недостаточно оплачиваемая… Отсутствие этих самых бумажек, от количества которых зависело так много. На них нельзя купить счастья, но их отсутствие делало его и вовсе проблематичным.
Деньги лежали, покрывая поверхность пыльного пола, хрустящие и мягкие, старые и новенькие, только что отпечатанные — и мятые, перешедшие из рук в руки сотни раз… А еще — мешки с мелочью, рассыпавшиеся тяжелым грузным ковром. Я не колебался — вспыхнувшая спичка полетела в сложенную кучу — и через минуту веселый костер покарал это мерило человеческого труда. Я не жалел — пачки летели одна за другой, вмиг покрываясь огненными язычками. В топливо шло все — и наши, и чужие, считающиеся более ценными, чем купюры собственной страны. Я сжигал целые состояния, в прошлом могущие составить чудовищное богатство. Миллионы сгорали в пламени костра — а виновник этого сидел на стопке мешков и грел ладони над пламенем, размышляя, что содержимое этого хранилища уже никогда никому не понадобится. Меня это веселило — я тихонько посмеивался, чуть ли не впадая в исступление от того, что получил возможность сделать такое… Но, сколько я ни подбрасывал в огонь новые и новые пачки, удовлетворения это не приносило. Они не значили ничего — и это принижало значимость происходящего. Они были в моей власти. Впервые за столько лет унижений и испытаний. Они в моей — а не наоборот. Можно сколько угодно рассуждать о том, что человек независим — но всего каких-то несколько недель назад я был полностью прикован к тому, чтобы добывать их тяжелым и неблагодарным трудом. Нет, не эти бумажки были виновны — сама система, сделавшая так, что прожить, не имея их, просто нельзя. Здесь должен был бы гореть тот, кто их изобрел! Хотя, если задуматься, это было одно из величайших изобретений человечества… И одно из самых подлых. Ценности, хранившиеся здесь, уже не имели ничего общего с теми, которые на самом деле стали нужны. И соответственно, толку от них не осталось никакого.
Я поужинал содержимым из банки, подогретой на костре, запил все водой…
— Что, Дар? Сбылась твоя мечта?
Лицо прорезала горькая ухмылка — вряд ли во всем мире еще кто-нибудь, имел возможность так погреться…
Глава 6
Собака-людоед
Вскоре бессмысленные хождения по городу надоели — я хотел большего, понимая, что ничего нового среди руин не обнаружу, даже если обойду их по сто раз из конца в конец. Ничего живого в пределах досягаемости моих ног здесь не было. Люди — единственное, что я хотел найти и к чему стремился. Не столько от чувства полнейшего одиночества, сколько от незнания, что все-таки случилось и чего ждать от судьбы в будущем. Но я обманывал сам себя, считая, что смогу жить один… Нет, тоска змеей вползала в грудь, не давала свободно дышать, и гнала прочь — куда угодно, только чтобы не видеть опостылевших белых стен.
Город был практически изучен — может быть, за малой частью, куда я не стремился попасть. С момента падения в пропасть, завершившегося скитаниями в темноте метрополитена и выходом наружу, прошло столько дней… И, если мой календарь верен, эта, показавшаяся бесконечной зима, скоро сдаст свои позиции весне. Я отгонял от себя тревожные мысли про тысячелетний смог — вроде последствий удара о землю астероида, или взрыва супервулкана. Тогда зима будет длиться вечно…
Ни на востоке, где разлилось огромное болото, ни на западе, вплоть до русла пропавшей реки, я не встретил никого. Север не пропускал — там все дороги обрывались Провалом. От одной только мысли, что туда, быть может, не мешало бы, спустится, у меня, всю жизнь панически боявшегося высоты, сжималось сердце от ужаса… Нечего делать и на востоке — огромное озеро заполнило собой всю низменность и сделало дальнейшее продвижение невозможным. Оставался юг — там высились горы, которые просто физически не могли исчезнуть, и только там я рассчитывал, что поиски окажутся более удачными. Ну и, быть может, другая сторона реки…