Возможно, рядом располагался завод по переработке и изготовлению винно-водочных изделий. Это объясняло такое количество спирта, уже разлитого в бутыли, а не перевозимого в цистерне. Или это был технический спирт, применяемый в промышленности — но тогда он становился для меня еще более бесполезным. Пробовать даже не хотелось…
Случайности, иной раз даже счастливые, в природе не редкость — все содержимое этого вагона было уничтожено в результате крушения поезда и последующего пожара. Огонь, бушевавший всюду, не мог пройти мимо столь лакомой добычи. И как при этом уцелели эти бутылки — удивительно. Но, раз уж уцелели, более того, попались мне на пути — грех не воспользоваться…
После сортировочной, препятствий, особо затрудняющих дорогу, больше не попадалось — я быстро вышел к берегу реки и уже вдоль него направился на юг. Хотя, если судить по изгибу высохшего русла, путь мой пролегал скорее на юго-запад, причем больше на запад. Но я хорошо помнил, что, в конце концов, река все равно должна будет сделать поворот в ту сторону, куда я стремился.
Не первый раз я так далеко отошел от города. За спиной остались темнеющие руины — они стали сливаться в одну сплошную черную черту через несколько часов после того, как я вышел из последних завалов. А ведь ушел я не далее, чем на семь-восемь километров. Тропа не радовала — земля, вздыбленная и вспоротая, упавшие деревья, ямы и рытвины… Нет, тут никоим образом не казалось лучше, чем в тех местах, где я привык бродить.
В одной трещине увидел, какой может быть сила стихии — на примере останков трактора. Он не просто оказался разбит — массивный скелет мощной машины буквально перекручен и свернут в штопор. Ничто не могло сопротивляться жутким объятиям внезапно взбесившейся земли…
Расстояние, пройденное от города, увеличивалось — и с каждым шагом скорость стала падать, а потом я и вовсе остановился. Если до выхода сюда и надеялся увидеть что-либо, то надежды оказались напрасны. Более того — по сравнению с мертвыми холмами, откуда я пришел, эта пологая и не столь изрезанная прибрежная полоса оказалась еще мрачнее. Я горько улыбнулся — наивный… Если уж катастрофа уничтожила целый город со всеми обитателями, если неимоверная сила разломала и сбросила в бездну громадный пласт — разве сила, пронесшаяся тут, могла пощадить эти края? Не было и не могло быть ни одного загородного дома или поселка, который бы не постигла общая участь.
Случайный взгляд на ту сторону показал, насколько верно такое суждение. Там как раз высились остатки каких-то строений. Мне вдруг расхотелось идти дальше — зачем? Все ясно. Я остался один — нравится мне это, или нет. Это факт, непреложный и неоспоримый. Я могу рассчитывать только на себя. На подвал с его содержимым, на ловкость и силу. Этого могло хватить еще надолго — но, когда какая-нибудь случайность доведет меня до конца! — не пожалею ли, что сопротивлялся столько времени? Тоска заполонила без остатка — я сел на землю и угрюмо уставился на дно реки. Можно попытаться перейти на ту сторону, но зачем? Никакого шевеления я не замечал — поселок мертв, как и оставленный далеко позади, город.
Не помню, сколько просидел так — может, час, может, больше. Холод, до того не чувствовавшийся из-за постоянной ходьбы, стал забираться внутрь, проникая сквозь мех и ткань куртки. Я поежился, распрямил спину и встал. Делать нечего — нужно идти обратно. Путь вдоль русла не привел никуда. Он и не мог окончиться, ни чем иным. Горы, к которым я стремился, гораздо дальше. Идти к ним — это обречь себя на многие дни пути, если не недели. Сквозь хмурые, свинцово-серые облака ничего не просматривалось. Лишь очень далеко что-то темнело, вроде напоминая по форме возвышенность. И мне стало казаться, что там и не горы вовсе — на них не было снега. А ведь я помнил, что вершины хребта всегда покрыты серебряным ковром — даже в самое жаркое время года. Наверное, их, как и все остальное, занесло пеплом. Впрочем, я не видел вершин…
Когда уж, сделал первый шаг, поворачиваясь, чтобы идти назад, мой слух, обострившийся до предела, уловил что-то, чему не нашлось объяснения… Я замер, боясь ошибиться — мне показалось, что я слышу вой! Повернувшись в сторону реки, стал смотреть на поселок, не веря своим ушам — что это значит? Кроме шума, производимого ветром, больше ничего не доносилось. Это могло быть бредом уставшего человека, жаждущего хоть что-то найти… И все же, я чувствовал, что это не так. Ветром принесло пыль — она хрустела на зубах, забивала носоглотку и засоряла глаза. Внезапно мною овладела ярость — из-за погоды, земли, себя самого — сколько можно?