Тогда, раздосадованные, они спустились вниз. Здесь, под стеной, меж колючей травы, они наткнулись на тёмное, пахнувшее сыростью отверстие.
Они остановились, раздумывая, как быть. Но в это время издалека, от лагеря, похожий отсюда на комариный писк, раздался сигнал к подъему.
Надо было уходить, но они решили вернуться сюда ещё раз, захватив верёвку, палку, свечку и зажигалку.
Полдороги они пробежали молча. Потом устали и пошли рядом.
— Амьер, — с любопытством спросил Толька, — вот ты всегда что-нибудь выдумываешь. А хотел бы ты быть настоящим старинным рыцарем? С мечом, со щитом, с орлом, в панцире?
— Нет, — ответил Амьер. — Я хотел бы быть не старинным, со щитом и с орлом, а теперешним, в бронежилете и с «Калашниковым» в руках. И чтобы американцы от страха тряслись — как только имя моё услышат.
Почта в этот день опоздала и пришла только к ужину.
Отмахиваясь от обступивших её подростков, Нина называла их по фамилиям, а то и просто по именам.
— Коля, — говорила она спокойным голосом. — Держи. Тебе, Мишаков, нет ничего. Тебе, Баранкин, письмо. И кто это тебе такие толстые письма пишет, интересно?
— Это мне брат из колхоза пишет, — громко отвечал Баранкин, крепко напирая плечом и протискиваясь сквозь толпу парней и девчонок.
Когда уже большинство разошлось, то подошёл Амьер и спросил, нет ли письма ему. Письма не было. Он раздосадовано пихнул ногой урну — так, что та чуть не грохнулась, потом равнодушно засвистел и пошёл прочь, сбивая хлыстиком верхушки придорожной травы.
Натка Шегалова получила заказное из Ростова от подруги — от Светки.
Сразу после ужина весь санаторный отряд ушёл с Ниной на нижнюю площадку, где организовывались игры.
В просторных палатах и на широкой лужайке перед террасой стало необычно тихо и пусто.
Натка прошла к себе в комнату, распечатала письмо, из которого выпал почему-то пахнувший мужским одеколоном фотоснимок.
На фоне симпатичной «Тойоты» стояли, обнявшись, двое: подстриженная под мальчика Света и незнакомый Натке приятный молодой человек в костюме-«тройке» с галстуком. Снимок дышал уверенностью и довольством. День на снимке был солнечный. Вдалеке виднелись неясные серые громады новостроек и неизвестные Натке улицы чужого города.
Письмо было короткое. Светка писала, что жива, здорова. Что гостит у жениха Димы в Ростове. И вообще всё хорошо — устала во время сессии, но сейчас отдыхает и набирается сил, а перед началом занятий, когда приедет в Москву, обязательно позвонит подруге.
Натка задумалась. Она с любопытством посмотрела ещё раз на молодого человека в костюме, на «Тойоту» и с досадой отодвинула фотоснимок, потому что она откровенно завидовала Светке.
В голове зашевелился рой самых разных идей и проектов, поэтому Натка решила спуститься к морю, чтобы хоть полчаса побыть наедине с собою и отдохнуть от всего, что её окружало в лагере.
— Шегалова, — крикнул ей кто-то, — тебя Алёша Николаев зачем-то ищет!
— Ещё чего! — отмахнулась Натка. — Что ему ночью надо? Там Нина осталась.
Темнота сгущалась. Натка дошла до тропинки — самого короткого пути вниз, но подумав, остановилась и просто села на камень. Она обхватила руками колени и смотрела вокруг. Сверху сияла луна и сверкали звёзды. Внизу чёрное в темноте море отражало блеск фонарей, расставленных вдоль пляжа. Натка почему-то вспомнила детство, родителей, вспомнила, как маленькой её привозили на море, и как любила она, сидя вот так же, поздно вечером, и глядя на чернеющие вдалеке волны, мечтать о том, какой же всё-таки будет потом её взрослая жизнь. И настолько печальной показалась ей сейчас эта безмолвная ностальгическая картина — как будто кусочек ожившего в темноте прошлого, настолько пустой представилась Натке её теперешняя жизнь, и настолько никому ненужной во всём этом огромном мире, показалась себе Натка, что захотелось уткнуться в колени и тихо, безутешно плакать…
Возвращаясь домой, Натка встретила одного из вожатых.
— Фёдор Константиныч тебя искал, — угрюмо сообщил он Натке. Зачем — не знаю.
«Что-нибудь случилось?» — с тревогой подумала Натка и круто свернула с дороги влево. Маленькие камешки с шорохом посыпались из-под её ног. Быстро перепрыгивая от куста к кусту, по ступенчатой тропинке она спустилась на лужайку.
Всё было тихо и спокойно. Она постояла, раздумывая, стоит ли идти в штаб лагеря или не стоит, и, решив, что всё равно уже поздно, и все спят, она тихонько прошла в коридор.
Прежде чем зайти к дежурной и узнать, в чём дело, она зашла к себе, чтобы ножом вынуть из сандалий набившиеся туда острые камешки. Не зажигая свет, она села на кровать. Одна из пряжек никак не расстегивалась, и Натка потянулась к выключателю. Но вдруг она вздрогнула и притихла: ей показалось, что в комнате она не одна.
Не решаясь пошевельнуться, Натка прислушалась и теперь, уже ясно расслышав чье-то дыхание, поняла, что в комнате действительно кто-то спрятан. Она тихонько повернула выключатель.
Вспыхнул свет.