На развалинах третьего рейха, или маятник войны

— Согласен. Нам ничего другого не остается, а умирать еще рано. Мы еще сможем пригодиться новой Германии.

Через день разведчики вернулись и передали, что русские приняли наши условия.

— Форт нами был сдан без боя. При этом не было потерь с обоих сторон. К пленным отнеслись, как добровольно сдавшимся, а меня и офицера СС направили в Москву.

Затем он рассказывал об известной немецкой киноактрисе Ольге Чеховой, с которой был хорошо знаком. И что он знал известного немецкого врача главного хирурга вермахта доктора Зауэрбаха, который жил и учился в России.

Удивительно, как мир тесен. В газете «Правда» от 3 ноября 1993 года была напечатана статья Валентины Проскуриной «Служили два товарища». В ней речь шла о том, что главным хирургом Советской Армии в годы войны был Н. Бурденко, а главным хирургом гитлеровской армии был доктор Зауэрбрух. Мало кто знал, что в довоенные годы это были хорошие добрые друзья.

Рассказ в ней ведется от имени академика В. В. Кованова. Вот ее фрагменты.

«Николая Бурденко и доктора Зауэрбруха связывала многолетняя дружба. В молодости они вместе учились и проходили стажировку в ведущих клиниках Европы. Примерно одинакового возраста, прошли одну и ту же хирургическую школу. Но, при специализации пути их разошлись. Николай 'Бурденко стал первопроходцем в диагностике и лечении черепно-мозговых травм и опухолей мозга в нашей стране. Доктор Зауэрбрух разрабатывал методику хирургических операций органов дыхания. О них говорили в довоенное время: у нас в Европе два столпа, два выдающихся хирурга — Бурденко и Зауэрбрух. Оба они были одержимы хирургией…

Бурденко частенько подсмеивался над изобретательской страстью Зауэрбруха. Тот не обижался, знал, что от острого язычка знаменитого хирурга пострадали многие коллеги. Одна шутка особенно осталась в памяти. Однажды Бурденко нагрянул в институт ночью. С ходу ворвавшись в свой кабинет, он оторопел: на его белоснежном диване, не раздеваясь, спал ординатор из Оренбургской области, пожилой сельский врач, а на столе, под лампой, прямо на диссертации его ученика Соломона Фрейберга «О гемофилии», были разложены для просушки его портянки. Узнав, что ординатору негде жить, он на другой день в Моссовете добыл для него временное жилье.

А вот над Фрейбергом не упустил случая пошутить, зная, что от диссертации на эту тему толку мало, гемофилия — болезнь неизлечимая. На общем факультетском собрании, рассказав об этом случае, Бурденко как бы мимоходом заметил: «Не знаю, какова будет отдача от диссертации Фрейберга, но что портянки на ней можно сушить — уже доказано». Все смеялись, диссертант же громче всех.

На этом же диване частенько ночевал и немец Зауэрбрух. Они оба с Бурденко словно предчувствовали, что придется заниматься военно-полевой хирургией. Оба начала пристально изучать труды великого Пирогова, оба затем успешно применили основные принципы организации военно-полевой хирургии… Но в то время они еще не знали, что их навсегда разлучит война, поставив по разные стороны фронта. Однако в конце тридцатых годов между ними уже пробежала волна холода.

Вскоре каждый из них получил свое назначение: Бурденко стал главным хирургом Красной Армии, Зауэрбрух — гитлеровской. Дружбе двух выдающихся хирургов пришел конец. Но я даже и предположить не мог, что когда-нибудь эта история получит свое продолжение. Но чего не бывает в жизни, а в годы войны — особенно. Бурденко никогда больше не суждено было встретить своего бывшего друга, а мне — пришлось. Берлин, май 1945-го. Повержен рейхстаг. Мы с группой медиков ждем, когда из подвалов выведут гитлеровскую медицинскую службу. И вот тогда я увидел Зауэрбруха. Он обреченно шел в толпе, вдруг поднял голову, обвел всех мутным взглядом, мы встретились глазами, но в них не промелькнуло никакой искры — он меня не узнал. Вернувшись в Москву, я рассказал Николаю Ниловичу об этой встрече. Он долго молчал, потом вымолвил: — Какой талантище пропал. Мог бы служить всему человечеству, а служил Гитлеру. Вскоре мне предстояла поездка в Берлин. Бурденко попросил меня зайти к нему. С некоторым смущением он протянул сверток.

— Найди Зауэрбруха. Он, наверное, голодает. Передай ему. Тут ветчина, консервы из моего пайка. Я обещал выполнить его просьбу. Так судьба еще раз свела меня с Зауэрбрухом. Он не был замешан в преступных опытах гитлеровских эскулапов, к ответственности его не привлекали. В послевоенном разрушенном Берлине была острая нужда в медиках, и ему доверили руководить хирургической больницей. Зауэрбрух и в такой обстановке проявил свои организаторские способности. Сейчас много говорят о методе Святослава Федорова, а ведь именно Зауэрбрух успешно применил такой метод еще в те времена. Больных в его клинике оперировала бригада врачей — каждый выполнял свою часть. Так еще никто в мире не оперировал.

Мы встретились, Я напомнил ему о нашем знакомстве, о Москве, о Бурденко. Взгляд его оживился:

— Неужели он вспомнил о нашей дружбе?..