На реальных событиях

– Вся наша чертова жизнь – одно сплошное мерзкое преступление. Вот смотри, была Земля, красивая планета с животными и растениями. Бог решил дополнить картину, пустил людишек и что началось? Мы загадили все, что могли. Абсолютно все. Каждый кто пытается выбраться из положенной колеи – будет убит. Каждый, кто попытается приблизить нас к замыслу Творца – будет убит. Все лучшее в мире будет убито. Твоя любовь тому подтверждение. И ты сможешь замолить свои грехи еженедельными походами в церковь, благотворительными пожертвованиями или волонтерством. Но сейчас ты обязан взять себя в руки и выбраться из этого подземелья, – Валентин ненавидел утешать кого-то, тем более мужчин. По его мнению, сильный пол не плачет и не тоскует. Для них сердце является позорной слабостью, непредусмотренной функцией. По-другому и быть не могло.

– Значит, главное выбраться, а как уже не важно? Хорошая политика, подонок, – Василий Жуков слушал все это с мерзким чувством надувательства внутри. – Ему нужен союзник, а ты самый сильный физически. Не забывай, что он не сочувствовал тебе.

– Ты смотри как расчувствовался, – чиновник мечтал забить насмерть каждого жителя этих поганых камер.

– Я не хотел ничьей жертвы. Я воспользовался ситуацией, потому что очередная смерть ничего бы не решила. Но мне искренне жаль, что так вышло, – ему и правда было горько. Сейчас бы принять небольшой пузырек и послушать Коэна, а не вот это вот все.

– Я прошу прощения. Я испугалась. Как представила, что моя жизнь кончится здесь, в этом помещении. А она была самой легкой жертвой, – все знали, что Юля будет следующей, и она лишь отсрочила свой уход.

– Они все равно убьют тебя, дура тупая, – Ирина сидела на каменном полу и кидала круглые шарики из хлеба об стену. – Потом будет псих, нарик и я. Руку на отсечение, что если кто-то и спасется из этой дыры, это будет Скорляк.

Все замолчали. Никто не хотел продолжать рассуждения итак очевидные. В этих условиях все решает сила и жестокость. И того, и другого у чиновника в избытке.

– Я не хочу умирать. Я еще молода, – Власова подумала о 20 бесполезных годах. Она так и не стала врачом, как мечтала. Университет видел ее лишь на посвящении, дальше папины деньги сдавали экзамены. Папа… Она не видела его с Рождества. Удивительно, они не разговаривали по душам лет пять. Мама, которая каталась из одной точки Земли в другую, вообще забыла, как выглядит дочь. Так ли нужно ей выжить? Стоило ли это того, что она сделала с женщиной?

– Раз не хочешь, не умрешь, – брюнет в соседней камере тяжело вздохнул. Его очищенные легкие больше не казались тяжелыми, но от этого не было легче. Он понимал, какую роль ему уготовили и против Скорляка шансы не велики, но хуже всего, что ему не хотелось терять избалованную девчонку за стеной. – Что тебе нравится больше всего на свете?

– Совы, – девушка улыбнулась и вспомнила тематическое кафе в центре Москвы. – Они милые и пушистые.

– А еще? – ему нравилось говорить с ней так, будто это ничего не значило, будто они на обычном свидании в кофейне.

– Еще мне нравятся лилии и дождь. Запах сигар от каждой папиной рубашки и французский рэп, – послышались далекие хихиканья. – Не смейся!

– Я все думал, кто эти чокнутые, кто слушает эту муть. Вот и встретил отбившегося от стаи, – впервые за много лет Вася смеялся от души. – Мне старый рок ничего не заменит.

– А ты, братец, мечтатель, – Петр Узич почти всегда молчал. Ему было противно в обществе этих людей, но хуже всего, что с каждой секундой и пропущенной таблеткой, зверь, который нашептывал ему ужасные вещи, становился громче. Головные боли снова усилились, ему было страшно, он хотел остаться в этой камере навечно. – Я тоже был таким в юности. Стихи писал даже, – так было до того, как он проснулся однажды ночью от крика, который исходил из его головы. Этот страшный день стал началом.

– А я вот думаю, что ты шпион, – Скорляка уже тошнило от лирических разговоров соседей. – Какой-то ты неприятный.

– А ты само Очарование, – Вася усмехнулся. – Она специально нас стравливает. Наверняка у нее есть камера или что-то в этом роде. Ничего не бывает просто так, господа.

Я не слышала, что они говорили. Пару минут назад мне написала моя бывшая лучшая подруга и я отдалась во власть ностальгии. Ее звали Виктория. Мы познакомились сразу после моей неудачной любви и, пожалуй, она единственная была близка к тому, чтобы знать меня настоящую.

Мы не были похожи. У нее были плавные формы против моих костей, густые черные волосы, а не три светлых пера, но самое главное: за ее спиной было сытое и счастливое детство. Я завидовала ей, ее семье, ее счастью. Не по-плохому, по-хорошему, если такое чувство вообще имеет оттенки. Вы поймете меня, если видели по-настоящему счастливых людей, когда сами были глубоко несчастны.