На рейде "Ставрополь" (СИ)

С тех пор он бывал у нее не однажды. Бывал и каждый раз поражался: какой все-таки удивительной, какой неизбывной силой может наполнить сердце мужчины любовь женщины! Она говорила ему:"Ты - самый сильный, самый красивый!" И он, внимая ее словам, чувствовал себя Геркулесом и Аполлоном одновременно. Ему хотелось открыть новую землю и назвать ее именем, убить невиданное чудище и принести его к ногам Марии Сергеевны: "Это вам, моя любовь!"

И еще он не преставал удивляться: как это она, такая великолепная и красивая, любит его, за что она его любит? Боже, а как он сам любил Марию Сергеевну!

Иногда ночами, когда она доверчиво засыпала рядом, он потихоньку открывал глаза и подолгу смотрел на нее, слушал ее дыхание, с каждым разом находя предмет своей страсти все более и более великолепным.

И наконец, не выдержав, припадал с поцелуями к ее пухлым полуоткрытым во сне губам. А она улыбалась, пробудившись, и негромким счастливым голосом говорила:

- Мой, ты - мой... Понимаешь, мой!.. Ты знаешь - я страшная собственница, я не могу ни с кем и ничем делиться... Что мое - то мое... И я никому тебя не уступлю! Ах, милый, как же я буду жить без тебя? Неужели придет день, когда ты покинешь меня?

И наслаждалась его бурными ласками и клятвами в вечной верности, самыми страшными клятвами, которые только приходили в его взбалмошную голову.

Конец наступил совершенно неожиданно. Судно его уходило в плавание, и Грюнфильд пришел проститься с Марией Сергеевной. Надев парадный мундир и щедро наодеколонившись, он проникновенно посмотрел в самую глубину бездонных серых глаз, утонуть в которых куда проще, чем во всех морях и океанах планеты, вместе взятых.

- Я хочу, Мария Сергеевна, чтобы вы стали моей женой, - переходя почему-то на "вы", выдохнул он и сам испугался собственных слов.

Она посмотрела на него несколько удивленно, опустилась в раздумье на стул. А потом вдруг улыбнулась:

- Но... но ведь я несколько даже... ведь я же лет на семь старше тебя, Генрих. Ты говоришь это вполне серьезно?

- Да, дорогая моя Мария Сергеевна! - воскликнул он. - Предупреждаю: я не могу жить без вас! Будьте моей женой, и я всю жизнь буду вашим вечным рабом...

- Но, - она снова улыбнулась. - Но, дорогой мой, разве ты не знаешь, что я замужем? Мой муж - уважаемый в городе человек, с известными связями и средствами, капитан второго ранга. Сейчас он находится в плавании, но скоро вернется. Я как раз хотела сегодня предупредить тебя, что нам придется на время прекратить наши милые встречи. Фамилия моего мужа...

И она назвала одну хорошо известную Грюнфильду фамилию отважного офицера, героя Цусимского сражения.

Генрих почувствовал, как, глухо булькнув раза два или три, у него в груди остановилось сердце.

- Вы - хороший юноша, Генрих, и, не скрою, очень нравитесь мне, - тоже перейдя на официально-торжественное "вы", ответила Мария Сергеевна, взяв его похолодевшую руку в свою. - Вот вы вернетесь из похода, к тому времени мужа вновь не будет дома, и все, если хотите, будет по-старому. Все мои ночи опять будут вашими, мой милый! А пока не хмурьтесь и поцелуйте меня.

С тех пор он выбросил из головы всякие мысли о возможности жениться, ибо твердо уверовал: женщины лгут даже в любви. Встречая после долго отсутствия мужа, они нередко задерживают его на пороге затяжными и страстными поцелуями только для того, чтобы дать тем самым время благополучно улизнуть с черного хода любовнику. Зачем же ему, Грюнфильду, подобная участь? Он моряк. А море и женщины - вещи, как видно, несовместимые.

Еще с час поворочавшись в неуютной и жесткой гостиничной постели, Грюнфильд неожиданно для самого себя встал и, закурив, вышел на улицу подышать воздухом. Стояла глухая ночь, было темно и душно. И под ослепительными звездами на земле только один единственный огонек нарушал нерастворимый мрак ночи, красный фонарь в самом шикарном здании городка, метрах в трехстах от "Кантона". Генрих Иванович докурил, жадно сделав несколько долгих затяжек, и, вздохнув полной грудью, решительно зашагал в сторону позвавшего огня...

Два капитана

Только через девятнадцать дней с борта "Кишинева" поступил сигнал о том, что вспышка болезни кончилась и там ожидают представителя "Ставрополя". Шмидт решил отправиться сам. Море волновалось, и путь на шестивесельной шлюпке занял без малого два часа.

Капитан "Кишинева"Гросберг встретил гостя с распростертыми объятьями.

- Рад видеть вас, дорогой друг, - просто сказал Генрих Мартынович. - Давайте обменяемся нашими бедами, да заодно и подумаем о том, что же нам с ними делать дальше. Только - чур! - ваше слово первое.

Август Оттович не стал возражать старшему и довольно связно и подробно изложил все приключения "Ставрополя" вплоть до попытки поджога, которую удалось предотвратить едва ли не по чистой случайности, вплоть до бегства с борта капитана и его первого помощника. Гросберг долго хмурил белесые редкие брови. Потом сказал: