На рейде "Ставрополь" (СИ)

Шмидт тяжело вздохнул и, испросив разрешение властей, дал указание похоронить Рощина на берегу, невдалеке от могилы матросов "Кишинева". У скромного земляного холмика поставили обыкновенный деревянный крест, на котором написали просто: "Здесь похоронен российский моряк Михаил Рощин".

Люди русские

Утро наступившего дня принесло капитанам и командам обоих судов, стоявших на рейде под флагами Российского доброфлота, до чрезвычайности неприятный сюрприз. Всего в полутора-двух милях от них обоих на равном расстоянии стоял русский эскадренный миноносец под меркуловским флагом. Шмидт без труда разглядел в бинокль его название - "Магнит", снующих на палубе русских и англичан, старшего офицера на мостике.

- Ой, чует моя душа, что гонец сей прибежал за нами, - невесело пошутил он, обернувшись к боцману. - Вот что, Ванюша, давайте-ка мы, не теряя ни минуты времени, начнем поднимать пары.

Москаленко удивленно пошевелил бровями, но ничего не спросил и отправился в машинное отделение - надо было выполнять приказание.

Тем временем от борта "Магнита" отвалила шестивесельная шлюпка, которая, зарываясь глубоко носом в теплые волны, быстро понеслась в сторону "Ставрополя". Через полчаса по штормтрапу взбежал молоденький мичман, оказавшийся англичанином:

- Где капитан?

Гость и хозяин без всяких признаков радости и взаимного расположения обменялись рукопожатиями. Затем зашли в каюту и, по старой морской традиции, не приступа пока к делу, пропустили по стаканчику "Мадеры".

- Мне очень бы не хотелось огорчать вас, господин капитан, - несколько витиевато, но зато слишком даже уверенно начал мичман, - но в этом смысле возложенная на меня миссия налагает на ее непосредственного исполнителя некоторое неудобство. Впрочем, как вам, разумеется известно, мое правительство находится в весьма и весьма натянутых отношениях с русским большевистским правительством. Дело дошло до открытого вооруженного конфликта. Вы же своим побегом из Владивостока вольно или невольно, но заняли в этой исторической борьбе сторону большевиков. А посему, - мичман сделал длительную впечатляющую паузу, - а посему мне приказано передать вам в собственные руки ультиматум королевского и русского законного командования, согласно которому оба судна должны следовать за "Магнитом" во Владивосток, где суда ваши будут возвращены их законным хозяевам. Прошу вас обратить особое внимание на тот факт, что всякого рода сопротивление в данном конкретном случае является, как вы сами понимаете, просто смешным.

О, конечно же, Шмидт прекрасно понимал это! Еще бы: вооруженный эскадренный миноносец против двух безоружных мирных сухогрузов!

- К сожалению, - сухо ответил он, не выражая никак своего отношения к явно подготовленной и отрепетированной речи англичанина, - к моему глубокому сожалению, мы не сможем выполнить ваши условия ранее завтрашнего утра. Топки у нас, как вы, конечно же, изволите видеть, погашены, а для поднятия паров, как я понимаю, необходимо все-таки время.

- Мы подождем до утра, господин капитан, - довольно вежливо согласился англичанин. - Какое конкретно время для снятия с якорей вы сможете обозначить как наиболее подходящее для вас?

- Ну, скажем, - несколько замялся Шмидт, - к примеру... Завтра в девять тридцать утра...

- О'кей, - не раздумывая бросил мичман. - Так я и доложу своему командиру. Прошу вас дать необходимые указания, если только вы имеете на это определенные юридические права, и господину капитану "Кишинева". Если же таких прав у вас нет, то мы поставим его в известность о вашем решении сами.

- Не надо, - махнул рукой Шмидт, - не стоит беспокоиться, господин мичман. Я как раз имею такие права. И сейчас же после вашего отъезда направлю капитану Гросбергу соответствующие инструкции и указания.

- О'кей! - обрадовался мичман. - У вас, русских, есть замечательная пословица: "Баба с возу - кобыле легче". Я воевал недавно в Архангельске и там услышал эту пословицу... Позвольте пожелать вам всяческих благ и откланяться. Позвольте заверить, что мне было приятно найти в вашем лице умного человека, способного правильно оценить обстановку, в которой он находится.

- У меня сейчас несколько матросов на берегу, - сказал Шмидт. - Я прошу вашего разрешения послать за ними катер.

- О'кей, господин капитан! Но посылать или не посылать катер - это ваше внутренне дело. Мы, англичане, уважаем самостоятельность других народов.

- Оно и видно, - мрачно заметил Шмидт. Но англичанин сделал вид или вправду не обратил внимания на тон капитана и скрытую ядовитую иронию его слов. Он как ни в чем не бывало пожал Шмидту руку:

- Значит, завтра в девять тридцать снимаемся. Прошу быть готовыми.

Выпроводив столь неприятного гостя, Август Оттович заперся в своей каюте и долго сидел там один. Лишь около трех часов пополудни он вышел на палубу, хмурый, какой-то сгорбленный, с осунувшимся лицом и отеками под глазами.

Еще через несколько минут от "Ставрополя" отвалили две шлюпки: одна взяла курс к "Кишиневу", другая - к берегу.