Я закрыл крышку центрифуги. Она начала было медленно крутиться, потом остановилась и задергалась.
— Может, у тебя есть другой стиральный порошок? — Женщина мне улыбнулась.
— Другой стиральный порошок? К сожалению, нет. Я тоже пользуюсь только этим. — Я показал на коробку. Стиральный порошок выдавали в лагере. Если человек хотел другой, он должен был выйти из лагеря и зайти в магазин по другую сторону улицы. Надо было пройти мимо привратника и мимо его красно-белого шлагбаума. Она разочарованно кивнула.
— Выкурим по одной? — Она положила брюки на стиральную доску. — Тебе редко приходится говорить с людьми, верно? — Она облизнула губы.
— Почему ты так решила?
— Потому что ты так бесцеремонно задаешь вопросы. О таких вещах ведь не спрашивают. — Она засмеялась. Этот смех я, наверно, должен был понимать как прощение. — Даже если бы я действительно плакала. Тем более.
— Ладно. — Я вдохнул дым сигареты и почувствовал нёбом приятно-противный сладковатый привкус, которым отличались только сигареты с Запада.
Теперь я могу сказать все, подумал я, и сказал:
— У тебя нет мужа.
— Почему ты спрашиваешь? — Она сощурила глаза и посмотрела на меня сверху вниз.
— Я не спрашиваю. Я знаю. Люди рассказывают друг о друге.
— Какие люди?
— Люди здесь, в лагере.
— А! — Она опять повернулась ко мне спиной и, с сигаретой в углу рта, стала полоскать брючки под краном. — Нелли, — она обернулась ко мне через плечо и протянула мокрую руку.
— У тебя на ресницах опять слеза.
— Это от дыма, — засмеялась она и, проведя пальцем под очками, стерла слезу.
— Да я понимаю, причин много. — Она протягивала мне руку, ждала. Я не решался пожать ее руку, и в то же время мне не терпелось это сделать. Обижать ее я не хотел. — Ханс.
— Что за рукопожатие. — В ее глазах я подметил отвращение.
— Какое же?
— В том-то и дело, что никакого. — Она заморгала и стала рукой разгонять дым. Когда она опять отвернулась к раковине, я отер руку о брюки.
— Ты открыла мою бутылку с посланием?
— Твою бутылку с посланием? — Она удивленно смотрела на меня, потом ее лицо прояснилось, как будто она только сейчас вспомнила, что несколько дней тому назад я спустил ей из окна бутылку, которую сперва поймала ее дочка, а потом она. — Ах, это.
— И что?
— Я не читала, еще не читала. — Она засмеялась. Л духи тоже были от тебя? Верно?
— Какие духи?
— Ты мне оставил у привратника духи. А за несколько дней до этого у меня на дверях комнаты оказался букет цветов. Они от тебя. Верно? Смотри не влюбись.
— Не беспокойся, любить я не могу.
Она недоуменно смотрела на меня.
"Не беспокойся, любить я не могу!" Я сказал это громко, чтобы перекрыть стук центрифуги. Однако она, судя по всему, была уверена в обратном, а потому смотрела недоверчиво. Я нажал на крышку центрифуги. Крышка отскочила и, несколько раз дернувшись, центрифуга остановилась.
— Так плохи дела? — Казалось, она не хочет принимать меня всерьез.
— Нет. — Я невольно улыбнулся, наклонился и запустил руку в центрифугу. — Ты ошибаешься. Дела вовсе не плохи.
— Если ты будешь шептать в барабан, я не пойму ни слова.
— Дела вовсе не плохи. — Я выпрямился и выжал рубашку.
— Как ты обращаешься со своим бельем! Можно подумать, у тебя в руках что-то хрупкое. — С насмешкой смотрела она на мои руки.
— Правда?
— Да.
— А разве белье — это не ценность? — Я наклонился и положил белье в корзину.
— Смотря как к этому относиться. — Она пожала плечами и села на скамейку. — Иди сюда, сядь со мной рядом. — Хотя мое белье было готово, и я мог уйти, я сел с ней рядом и, поскольку она молчала, а я не знал, что сказать, то я заметил:
— Представь себе, мне пришлось покупать новые вещи только потому, что я недостаточно бережно обращался с бельем.
— И что? Теперь ты купил себе новое.
— Ради этого я был вынужден пройти мимо привратника.
— Для этого ты как минимум вынужден был пройти мимо привратника.
Нелли искоса выжидательно смотрела на меня.
— Этого я не делал уже добрых тринадцать месяцев. — Я рассмеялся. Мне пришло в голову, что это не вяжется с историей о посланных мною цветах. Ведь на территории лагеря не было цветочного магазина, так откуда же этот посланец мог взять цветы, если не из города.
— Ты выдумываешь.
Чтобы подтвердить ее сомнения, я засмеялся, хотя смех мой звучал фальшиво, но этого она заметить не могла. Тем не менее я сказал:
— Ни духов, ни цветов, мне очень жаль. — Я покачал головой и удивился уверенности, с какой она подозревала в этом меня. Чем упорнее я это отрицал, тем вроде бы увереннее она становилась. Эта ее уверенность меня даже радовала, льстила мне.
Нелли рассмеялась, как будто поймала меня на лжи.
— Ну, так или иначе, я тебе благодарна. Но прими мое предосторежение всерьез. Ты зря потратишь силы.